Однажды поздней осенью в овраге
недалеко от дачного посёлка
в таинственном вечернем полумраке
сверкнул мне блеск зеркального осколка.
Не помню, что в тот миг меня смутило,
замедлить шаг заставило в ту пору?
Уже дневное спряталось светило
за дальний лес, карабкавшийся в гору.
Я за водой собрался в этот вечер
к источнику богини Мнемозины.
Потёртый плащ, накинутый на плечи,
смешная кепка, джинсы, мокасины.
Тропинка мне до мелочей знакома,
как тот овраг, где вечно кучи хлама.
Здесь тонны металлического лома
соседствуют с шедеврами Хайяма.
С размахом щедрым городских окраин,
без строгого хозяйского надзора,
там издавна, на лица не взирая,
все скопом избавляются от сора.
Под грудой книг и множества предметов,
пришедших в совершенную негодность,
в овальной раме бронзового цвета
таилась неземная безысходность.
В том зеркале, когда я прочь отбросил
два венских стула и кусок картона,
явился некто, бородой обросший
в лохмотьях серых древнего хитона.
Лежала толстым слоем пыль столетий
на всём, что окружало этот странный
зловещий призрак. Кто он? Может, ветер
несёт его через века и страны?
Горбатый нос и сросшиеся брови,
в глазах - тоска, отчаянье и вера...
На Каина похожий, если в профиль,
а ежели в анфас - на Агасфера.
Прикованный железными цепями
к кирпичным стенам мрачного подвала,
он что-то говорил, скрипя зубами,
но толстое стекло, увы, молчало.
Оно то прояснялось, то - тускнело,
окно в давно забытый мир вчерашний.
Меж тем вокруг меня уже стемнело
и одному в овраге стало страшно.
Далёких звёзд мигающих и редких
начался пляс в неистовом экстазе.
Зашевелились на деревьях ветки,
остатки листьев сбрасывая наземь.
Избавь, Господь, от ужаса видений,
которые негаданно-нежданно
приходят к нам безмолвные, как тени,
напоминаньем о сокрытых тайнах.
Откуда-то из глубины сознанья,
где прочно замуровано былое,
вдруг стали наплывать воспоминанья,
смывая буйство красок слой за слоем...
|
Тревога ощутима, написано мелодично, читаешь на одном дыхании. 
