Я не всегда могу тебе сказать нормально о любви,
О том, как страстью я повержен на колени пред тобой,
Люблю тебя всегда, когда ты хмуришься. Меня зови,
Когда повеселиться хочешь, полетать со мной.
Ночь тёмная без смены дня для нас в разлуке,
В любви же смена настроений нам необходима,
Горим в соитьи страстном, пламенея и не зная скуки,
Не гаснем в перерывах, в свете дня невозмутимо.
И апогей агонии стремителен и в солнце его схрон,
Которое на запад движется в истоме, неземное.
Лучи оно опустит в океан и охладит томление дневное,
И на востоке утром вновь взойдёт на небосклон,
Начало дня открыв для жаждущих светила дня,
И так же общий наш исток: ты жадно ждёшь меня.
|
Послесловие:
Love's Unity. Alfred Austin
How can I tell thee when I love thee best?
In rapture or repose? how shall I say?
I only know I love thee every way,
Plumed for love's flight, or folded in love's nest.
See, what is day but night bedewed with rest?
And what the night except the tired-out day?
And 'tis love's difference, not love's decay,
If now I dawn, now fade, upon thy breast.
Self-torturing sweet! Is't not the self-same sun
Wanes in the west that flameth in the east,
His fervour nowise altered nor decreased?
So rounds my love, returning where begun,
And still beginning, never most nor least,
But fixedly various, all love's parts in one.
