В числе его пассажиров была и Елизавета Глинка, сопровождавшая гуманитарный груз лекарств в сирийскую клинику.
— Моя задача — вывезти раненых и больных детей, для того чтобы они получили квалифицированную бесплатную помощь, теплую одежду, еду и запас медикаментов. И мне все равно, как это будет сделано.
Любой ценой, я подчеркиваю и везде говорила об этом и буду говорить.
Буду спасать любой ценой, с кем угодно буду договариваться, куда угодно вывезу, хоть в Китай!
Лишь бы жил. Потому что не я давала эту жизнь этому ребенку.
И если кто-то ее отнимает, не мое дело разбираться, зачем и почему. Потому что я врач.
Мое дело — вытянуть его из ада и положить в нормальную больницу.
(Из интервью порталу Сноб.ru, ноябрь 2014.
Тогда доктор Лиза подвергалась жесткой критике со стороны оппозиции за поддержку «Единой России»)
— Я работаю с теми людьми, чьи убеждения не разделяет — ну скажу так — подавляющая часть общества.
Это бездомные, это малоимущие, это нищие, это больные.
И, наконец, психически больные, их сейчас особенно много здесь.
Я работаю с отверженными и преданными. И не все меня в этом понимают.
Шесть лет назад, к примеру, были люди, которые помогали нашему фонду «Справедливая помощь»,
давали мне деньги, но говорили: «Только не на бездомных».
А сегодня, знаешь, что изменилось? Сегодня так: есть люди, которые дают деньги фонду и говорят:
«Только не на бездомных», а есть люди, которые дают деньги и говорят: «Только — на бездомных».
Я на это реагирую так: уважаю свободу выбора. Поэтому благодарна всем, кто помогает мне помогать.
Короче, никого ни в чем не перевоспитываю и не переубеждаю.
Но оставляю за собой право поступать так, как считаю необходимым.
Меня часто спрашивают: почему я помогаю тем, кому помогаю?
Всем этим странным, страшным людям. Отвечаю: «Потому что они тоже люди. Других причин нет».
(Интервью «Новой газете», октябрь 2014)
— Попрекать куском хлеба нельзя никого — даже бездомного. Вернее, бездомного в особенности.
Надо сделать дело — и забыть об этом. Даже если меня обманывают.
Лучше я покормлю того, кто и так не очень голодный, чем случайно откажу тому, кому на самом деле нечего есть.
(Интервью журналу «Фома«, июнь 2012)
— Бывают периоды, когда такое возникает. Хочется все бросить, заниматься своими тремя детьми, проводить время с семьей…
Но это никогда не связано с бездомными или умирающими пациентами.
Это связано с чиновниками. В этом плане выгорание произошло давно и окончательно.
Я перестала писать письма в инстанции — кроме каких-то крайних случаев.
И как правило, это письма страшно унизительные. Я не понимаю, как в госструктурах,
отвечающих за социальные услуги, могут работать люди, которые ненавидят бездомных.
В наших государственных приютах больные подразделяются на категории, как куры в магазине:
инвалидов кормят три раза в день, какую-то другую группу — два раза, третью группу — один раз.
Такого нет ни в одной стране мира!
Но вот в отношении больных и бездомных «выгорания» у меня нет.
Я от них не устаю, они меня не отталкивают. Я их люблю, и они меня любят.
Бывает только, что я хочу спать… Я нашла такой критерий:
пока мне жалко этого человека и я его слушаю и жалею — тогда все еще нормально.
Но если мне становится все равно, что он говорит, если я понимаю,
что я просто на автомате его перевязываю, но уже не слышу — вот тогда мне надо пойти поспать.
(Интервью журналу «Фома«, июнь 2012)
— Вера учит терпеть, когда видишь эти самые тяжелые смерти.
Вот была нормальная семья — и за три месяца в ней остался один человек: раздавленный, подавленный.
Я себя убеждаю в том, что так надо — для чего-то.
И если мне непонятно, за что и почему с людьми такое происходит, то Богу уж точно это понятно.
В этом единственное утешение. И это позволяет не опускать руки и работать дальше.
Ведь если бы я могла для себя замысел о другом человеке по полочкам разложить,
то какой смысл работать и помогать тем, кто оказался в тяжелой ситуации?
(Интервью журналу «Фома», июнь 2012)
Спасибо за сердечность!