Алании Брайн
На пирсе вдыхаю солёный, ласкающий бриз,
И солнечный луч, пробираясь сквозь мачты и стропы,
Листая устами пиита свободную жизнь,
Нагнётся над ухом и тихо шепнёт ненароком:
— Меня не приручишь, пытаться — напрасный каприз.
И в клетку меня не посадишь ни задом, ни боком.
Печальная леди с красивейшим именем Жизнь
На грустной земле, где придумано око за око.
В полёте я словно бы Демон, взирающий вниз,
На мир, где униженный смех над возвышенной болью.
Тихонько присяду к тебе на дрожащий карниз
И буду чернила сушить, но ты пишешь здесь кровью…
А город сползал под расчёску каскадами крыш,
Засели в нем ужас и страх бесконечно глубóко.
На наших с тобой простынях непримятых, малыш,
Пророк пустоты постоянством лежит одиноко.
Любуемся фантами свежеопавшей листвы,
И Муза перо будоражит, мне сон оттесняя.
Впитав каждый солнечный луч на пороге зимы,
Последний сидит на карнизе, ладонь согревая.
И снится вновь призрак святой неземной красоты.
Пусть пахнут стихи лишь плодами неспелой рябины.
А ночь — смена дня — ежедневный этюд темноты,
Расправит нам наши согбенные временем спины.
…Не зря же я вас разглядел-то с такой высоты
В той злой суете повседневной, в безумном потоке.
И мир не заметит висящей над ним пустоты,
Он ищет лишь логику в танце на Древнем Востоке…
И пусть мысль кружи́тся на улицах новой мечты,
Ведь тонкой струне не хватает мелодии века.
А дома, как в сказочном царстве, апрель и цветы,
И тени свечей станут словно черты человека.
|
