Хочу воспеть я славного француза
(точней не я, а муза... се ля ви...).
Не Робеспьера, и не Лаперуза,
и не де Голля, не Экзюпери,
и не в Наполеона муза целит,
и не в актёра, и не в кутюрье...
Она желает, чтобы мы воспели
шеф-повара Люсьена Оливье.
Шеф-повар этот (что там говорить-то!) –
имеет высший рейтинг именной.
Толпа великих прошлого забыта,
а Оливье мы помним, всей страной.
Его салат – роднее нет салата –
Год Новый без него непредставим.
Его едим... и всё-то маловато,
хоть жизнь свою переполняем им.
Но вот беда – хоть с музой мы коллеги,
но тяжело сотворчество идёт:
хочу я окунуться в мир элегий,
а муза погрузиться в бездну од.
Вот он, трагизм: былая рецептура –
в ней рачьи шейки, рябчики, икра...
В ней было то, что прежняя культура
до нынешней, увы, не донесла.
Теперь едим салат, который повар
совсем иным когда-то сотворил.
Сказать, конечно, можно: "что такого? –
ведь имя Оливье он сохранил.
Ведь имя-то по-прежнему сверкает
среди предновогодней мишуры..."
А всё-таки – народу не хватает
и рябчиков... и паюсной икры...
И раньше были разные доходы,
и оливье не каждый мог поесть.
Но в век последний (а, тем паче, годы) –
названия ничто не значат здесь,
когда нам называют колбасою
что колбасой является едва ль...
когда везде подмешивают сою...
И разве только в этом вся печаль?
Да разве только в этом?!
...Спи, шеф-повар.
Ты утилитаризм наш не застиг…
Мы помним имя.
И салат.
И номер –
двенадцатый на Введенском.
Прости...
|
