ВРЕМЯ ЦВЕТЕНИЯ ВИШНИ
1
Летят лепестки —
cнежинок подобье,
Бело-розовый путь,
предрекая рассветы,
бело-розовый шорох,
управляемый ветром,
бело-розовый — штрих,
пунктир — виражом,
метельность весеннего
солнца…
Зрачок поглощает
нежность.
Вишня ц в е т е т!
Оторвать взгляд — невозможно,
уйти — невозможно...
Зонтик одуванчика —
солнце вобравший,
яркая зелень травы, стоящей торчком,
и ароматом наполненный воздух…
Машины (близ — автозаправка),
Словно лошади на водопое, хлебают бензин
и едут в разные стороны — торопливые люди.
2
Если это не отдых,
то что — красота,
эта звонкость природы,
ее обновленье?
Ангел!
Тебя бы воспеть —
Благодарность незримому,
с крылами — белоснежней
лебяжьих,
светлым ликом,
отсвет заботы — челом!
Не твоими, Ангел, очами смотрю
изумленно,
но… милость твою созерцаю —
вишневое дерево в гроздьях цветов,
несказанное Чудо
лепестков бело-розовых,
путь их — к земле,
огромных, но теплых снежинок, —
паденье в круженье,
и, нежнейших, — касанье,
скольженье по коже —
поцелуях чистейших.
Улыбка не сходит с лица…
О Весна — царицей пришла
полновластной, оживляющей в новом рожденье —
повтор неизменный, того, но — другого, другого и в том.
Узловатость суставов, чешуйчатость веток, стволов —
постаревших и… тех призываешь: цвети!
И ростки прорастают!
3
В этом отблеске солнечных бликов —
гуденье корней — струение жизненных соков
с силой насоса (волей?), тянущей вверх,
плодом продлиться в пространстве,
даря питание осам тяжелым, пчелам и птицам,
для хрусталика — насыщение цветом, полетом
легчайшим отдавшихся ветру соцветий,
роняя ресниц ворожбу — бледно-розовый дождик.
Земля! Сколько милости даришь задаром,
от изобилия сил неисчерпанных, любви безусловной —
богатства свои расточая.
Летят лепестки — метельность апреля,
бездонность небес открывая.
Весна улыбается и так беззащитна, как дети,
и так же — нежна…
Но разве ее уследишь? И разве покажет себя?
Как только зеленой прозрачностью шлейфа,
едва уловимым движеньем для глаз к фантазии склонных?
Сама же — разлита во В С Ё М и во вне.
Так туман, заполняя пространство,
в себя пропуская, видимость шагу дает.
4
Как высказать, как описать аромат,
этих листиков трепет, поцелуйность касания!
Есть ли нежней?
Цветение В И Ш Н И…
О, если бы девушки стали такими же нежными,
даже нежнее мужчин.
Мужчины, пугаясь, вид принимают бойцовый.
Боятся они красоты. Красота их смиряет?
Стали бы девушки вечным цветением,
дереву вишни подобны, так же дарили себя,
ответно любя, и только.
Что делать стали б мужчины, юноши стебельковые?
Как вынести им дарение это любви?
Дарение бескорыстное, вопреки всем обидам?
Как вынести можно такое, не став чем-то большим,
переросшим себя, не ответить такой же любовью?
Ведь матери дарят им эту любовь от рожденья,
и готовы они, и живут в ожидании Чуда,
от ласки своих матерей умиленные,
податливо ждущие ласки и нежности большей,
предчувствуя токи влеченья и силы сочащейся зов,
Тот же зов — себя передать,
не прервался бы стебель подъемный…
5
Кто сможет об этом сказать,
отразить в состоянье мгновение дня,
попав в цветение вишни? Кто сможет в слова
вместить полноту ощущениий, в пространство
затянут цветеньем?
Вороны — резко-надсадный простуженный выруг…
Машин (приспособился слух не совсем замечать),
шум со скрежетом визга.
П р о с т р а н с т в о — это и есть пребывание ЖИЗНИ.
В объеме пространства объемное тело — с костями,
мясом под кожей, жилками, нервами,
кровеносным потоком — питающим соком и ощущеньями,
разум — фиксатор которых.
Лепестки-мысли летят, исчезая, чуть только возникнув…
Ангел, ты даровал этот сладостный миг —
очутиться под вишней цветущей,
слегка прикоснуться к божественной тайне желания.
Смотри же — все просится: ЖИТЬ!
И безмолвно, и страстно, и в мудром стремленье.
6
Быть! Все тянется к жизни и ею насладиться желает.
Святое желанье, сокрытое — сразу не вспомнишь, не ценишь,
но все просится жить!.. Иначе трава прекратила бы рост,
деревья, цветы и все остальное… И замерло б все
и застыло во льдах безутешно, безмолвно...
Ангел! Земля полна жизни во всех проявлениях,
и в космосе так же, ведь так же?
Планеты, звезды, галактики — стремятся к сохранности жизни,
и только нам не слышен и непонятен их взволнованный шепот,
всхлипы, гудения, вздохи?
Весна... Ты даешь предощущенье великого равенства всех и всего
в неуемном инстинкте: цвести, продлевая себя в
невозвратности времени-места.
И, космос мысленно обнимая, увидит здесь каждый —
много земле суждено в надежде на Чудо.
М а т е р и а л ь н о с т ь — проявленность в этом пространстве,
для виденья мира реального. Это ль не счастье?!
Но как уйти из него? Как забыть эти вишни в цветенье?
Как старость принять — обветшание плоти?
Как свыкнуться с мыслью о смерти любимых, друзей — всех
приходящих в мир летучих сомнений?
И мы ведь — нежнейшими лепестками ускользаем из видимой
жизни,
таем в летучести дней — жертвы, счастливые жертвы случайных
иль предреченных рождений?
7
Ветер замер влюбленно, лепестков
легчайшее пенье замедлил — аромат сохранить,
бело-розовый путь к единенью с землей — живительной
матерью нашей,
животворящий источник счастья земного.
Люди не сломят и ветку, не то что цветок, так хотелось бы
думать…
Их детьми приучают?
Десять вишневых деревьев в цвету… Много ли, мало?
Люди их посадили для радости многих. Ангел, ты знаешь.
А рядом — площадка для деток — оазис средь гари и «ржанья»
машин.
Подростки, их четверо, обосновались на лесенке зыбкой,
молодому веселью, силам кипящим
выход «примеря» — отрывистой речью.
Посмотришь налево — забор из сетки железной,
дом трехэтажный — коробкой для обуви гиганта из сказки.
А слух, безусловно, докучлив до тишины, не ожидаемой из-за
поспешной «осады» машин. Торопятся люди куда-то…
Глаз жаждет видеть овалы, пилястры, арки, белоснежность
церквушки наряда, с ее куполов позолотой,
солнцем — сверкнувшим в зрачок, на миг ослепляя,
моря далекую даль, птиц — этих вечных и беззаботных
скитальцев,
с их посвистом, щелканьем, свистом, коленцами звонких рулад и
беспечности их перекличек веселых, полных довольства?
Им не дано ожиданье, они — это вечное здесь и сейчас,
не вчера и не завтра, — с е й ч а с!
И только ворона ничем не довольна, быть может, многое помнит?
И кости могильных холмов, и ужас — остаток от пепла сгоревших.
И марш похоронный, и тысячи тысяч (смерть принявших), от
бывших живых?
Вороны долго живут.
8
Музыка красок, пауз, коловращение тире,
линий пунктирных, пустоты покоя — на прореху —
взора застывшего, средь воя и визга…
Вот птица — пь-ик да пью-ик — не слышит, и ей безразлично,
и слушает только себя — перекличку заводит.
Она о своем выпевает — пью-ик да пи-тю…
И дерево выполняет дело свое. Кислород с примесью гари,
вбирая в себя, продолжает ц в е с т и.
Утром проснуться с розой дня — бутоном, раскрыться готовым,
дня зачинанья, без этих гудящих, шипящих, режущих звуков —
за ради и для — т и ш и н ы, ветра, дождя, если надо тому пролиться.
Для этой глуби таинств голубых, залитости золотом дня
многослойного…
Лепесток за лепестком, час за часом, в глубь, в нутро цветка,
по стеблю — к корням…
Скрещенность линий, ток звонких энергий…
Мотка цвет меняется от Пряхи наклона, с ее
неизменным и вечным: пора для ям квадратных, пополняющих
тот берег…
Звезды утра, живущие звездной жизнью, жар отпускающие в
пространство —
согреть, осветить цветущее дерево вишни.
Лепесток за лепестком роняем мы дни свои…
9
Друг мой, слышишь этот трепет лепестков,
он тих и нежностью томим
из тех далеких до рожденья снов,
которых тень легчайшую не зрим,
не чувствуем касаний безутешных
в алчбе своей — страстей земных
запутавшись в прогнозах безуспешных
и утверждений — временно благих?
Ты слышишь этот трепет лепестков,
дарящих безвозмездно и без края —
прообраз возжделенный рая,
к которому — приблизиться готов?
Ты слышишь, слышишь этот трепет
Нежнейших бело-розовых цветов?
10
Как разобщены мы, как боимся слова сказать те,
ждем которых, как одиноки сердца наши в поисках ласки,
в желанье высказать грусть, любовь и тревогу…
Кто бы выслушать мог? И могли бы понять мы другого,
с тайной сокрытой встречаясь, с нераскрытостью космосов,
целых вселенных неисчерпанных, неисчерпаемых,
ибо Слово дано и мысли рождение.
Сколько их-за день мелькнувших,
за год, за жизнь, летящих, как звезды, огнями к другим,
и понятны ли были, и поняты, и понимаем ли сами
мысли свои — сложной работы (сложнее не сыщешь) ума —
человека, подобного Богу? Это ль не Чудо?
Коротко время цветения вишни.
11
Дерево вишни в цвету.
Сижу на скамейке.
Не жду никого.
12
Пробивает асфальт
росток.
Слабое — заявляет
о силе.
Жить!.. Так любовь
среди строк
сквозит полнотой
чувства воли,
так зацветает
вишня сразу,
так родник освежает
путника,
так стопку опрокидывают
разом,
так рыдают над вымыслом
рассказа,
так озадачивает сфинкса
загадка,
оставляя меж бровей
складку.
13
Холодом пахнуло, холодом
Среди весны цветения вишни.
Ветер принес влагу океанских слез
И всех морей соленость, горечь…
И опали лепесточки…
А они были готовы поддаться ветру,
Взлететь и, кружась, прильнуть к земле
В естественности ухода — отрицанием себя
И ради — ради полноты другого,
Несмело покидая этот мир непознанных
Законов совершенства: мечтаний о Любви,
Напоминаньем всех быстрых превращений —
Одно в другое, всех оболочек знаний
В надежде обнаружить миру не только плотность,
Цвет, но аромат незримый, что жить без них — не может.
14
Слов этих сладкую забаву,
Уныния, немилости отраву,
Под шелест ветра и тоски
Роняет вишня лепестки
И не заметишь, как легки,
Как робко ветра их касанье,
Так о любви воспоминанье
На сердце — мнимости бальзам,
Пронзит утраченностью грез,
И веришь — все было всерьез…
Не только дымкой и туманом
Прошедшего и не обманом,
А постижением печали
Тех лепестков, что растеряли…
15
Вот же! Ангел, вижу тебя…
Вот в этой маленькой девочке, мальчике
резвящихся, готовых в любую минуту заплакать.
Не их ли глазами смотришь вокруг,
хороводы созвездий в объятьях держа?
Как иначе тебе уследить за движением душ легкокрылых?
Как понять тишину вечных вздохов, эту радость,
даримую словом, и миг, краткий миг цветения вишни?
Покой рассыпала вишневая роща,
Лепестками устлала дорожку…
В покое вхожденье в сады бесконечного
пенья, восторга земного, незримых пространств,
красотой ослепленных в кружении в е ч н о м?
Не этого ль, Ангел, ты ждешь?
16
В мире этом бесконечных потерь, разлук, утрат,
Предчувствий и тревог, друг мой, ты на ветру продрог
И тщишься миг остановить рукой,
Чтоб обрести утраченный покой —
Разлук, потерь предчувствий и тревог.
Их снять бы, как снимается пальто,
Войдя в пространство, где цвело
То дерево весеннею порой,
Роняя лепестков круженье в сад.
И с годом каждым ближе тот обряд
Нас приближает царственно к Эдему,
И мы халат изодранный, привыкнув к плену
Земному, не хотим менять на белый лепесков наряд
В предчувствии разлук, потерь, утрат...
Апрель 2010 — март 2011
(п.ред.)
|
