Тебе свободы было мало,
А мне – вниманья твоего.
Ты злился, тихо я страдала,
И не менялось ничего.
Как будто ждали мы чего-то.
Безрадостно тянулись дни.
Ты брал «Джей Кью», придя с работы,
А я – учебники свои.
И вновь велась игра в молчанку.
Мы ели порознь, спали врозь:
В гостиной – ты, на оттоманке,
Я – в спальне. Жизнь шла вкривь и вкось.
Будь даже ангельским терпенье,
Но есть и у него предел.
Ты приучал меня к смиренью,
В чём, несомненно, преуспел.
Боялась я тебе перечить,
Не так взглянуть, не то сказать.
Ты мог уйти на целый вечер
И не вернуться ночевать.
Меня не бил ты смертным боем.
Удар нежданный, слабый вскрик –
И в состояние покоя
Я погружалась в тот же миг.
Когда отсутствовал ты дома,
Покорно я тебя ждала.
Но от стокгольмского синдрома
Судьба меня уберегла.
Страданье закаляет душу.
Ты паспорт мой посмел порвать,
Решив, должно быть, что я струшу
И не рискну уже сбежать.
Да только вышло всё иначе.
За зло воздастся злом вдвойне.
Курок спуская, жди отдачи.
Ты стал врагом заклятым мне.
Я получила паспорт новый,
Весной мне выдали диплом.
К побегу было всё готово,
Ведь сборы год велись тайком.
Пошло уже второе лето,
Как я свободу обрела,
Умчавшись в страхе на край света.
Жужжит «вертушка» как пчела…
Здесь врач в особенном почёте.
Я дружбу с ненцами вожу,
На санитарном вертолёте,
Бывает, сутками кружу.
В полётах, от безделья маясь,
Веду беседы с дневником,
Горюю, всякий раз прощаясь,
Нет, не с тобой – с материком.
|
В избранное.
