— Не сахар здесь, конечно, на болоте.
МошкА, грязюка, на обед поганка…
— А это что там? Будто, прется кто-то…
— Ах, черт. Да это же опять тот самый Данко!
Нашел таки. Хана теперь покою,
Прощай, моя лежанка изо мхов.
Сейчас начнет: болото не такое,
И лес ему, и воздух не таков.
— А может быть, он прав? Ведь вы же сами
Про грязь и сырость… и про комаров...
Что если, он не так, как тот Сусанин,
Который вел в болото без дорог?
— Так потому и вел, чтоб след запутать,
В болото вел, чтоб Данко не настиг.
А он настиг. И вот теперь капут нам,
Сейчас приступит сердце рвать… Вот, псих.
— Что? Сердце? Рвать? Я не ошибся?
Неужто столь безжалостен, подлец?
— Да нет же! Нет! Я понял бы паршивца,
Нарви он хоть букет чужих сердец.
Но все куда, приятель, пострашнее.
Он сердце рвет из собственной груди,
В бензин его, зажжет… И пламенеет,
Как факел это сердце. Вон, гляди!
— Ага зажег. Горит. А как светло-то!
Но сам-то ты зажмурился чего?
— По мне уж лучше штопором в болото,
Чем видеть извращения его.
— Так значится, свое он сердце палит?
Притом не первый раз? Какая жуть!
Но отчего, который рядом парень
Так побледнел и держится за грудь?
И вот еще. При свете этот Данко,
Когда б ему усы и борода, -
Доподлинный, как денежки из банка,
Тот самый дед, что нас привел сюда.
|