Был у нас на работе сотрудник один: Бывший кок с рыболовного флота. А тому, кто моря много лет бороздил, И на суше любая работа
По плечу и не в тягость, лишь было бы с кем Перекинуться словом задорным. И каких бы нам ни перепало проблем, Всё решал он хитро и проворно.
Может быть, это море меняет людей, Может – предки его наградили, Только был он находчив и весел, как Швейк, Например, или Тёркин Василий.
По привычке он палубой пол называл, А когда появлялась минута, Он морские истории нам подавал, Словно это вкуснейшее блюдо.
Раз в Канаде матрос в магазине носки Для себя своровал и попался, Возле рамки звенящей, закону в тиски. Очень скоро и суд состоялся.
Между прочим, спросили его на суде, Сколько денег приносит работа. Он ответил. Судья уточняет: «За день?» «Нет, – матрос говорит, – за полгода».
У Фемиды канадской – большие глаза. Сквозь очки на него посмотрела: «Не виновен! Носки забирай-ка назад, Пригодятся. Окончено дело».
И вернулся матрос в этих новых носках На советское гордое судно, А канадцы прислали, о деле узнав, Ещё кучу подарков наутро.
Было много в запасе историй таких. Мы любили их слушать, как дети. Мне же в сердце запала сильнее других Про китёнка, попавшего в сети.
Шёл их сейнер, однажды в ночной темноте, Тралом рыбий косяк загребая. Моряки же ту ночь проводили кто где: Кто на вахте, а кто – отдыхая.
Но и те и другие могли услыхать Звук ударов глухих по обшивке, И, казалось, что кто-то хотел им сказать Об опасности или ошибке.
И понять не могли, кто стучит за бортом. А на утро, когда приступили К выбиранию трала с уловом, то в нём Увидали, кого погубили.
Ведь киты под водой не умеют дышать – И китёнок, попавшись, из трала Всплыть не мог, чтоб вздохнуть. И всю ночь его мать Борт бесчувственный сопровождала,
И настойчиво била о борт головой, И боролась с жестокой судьбою… Но без пользы: малыш захлебнулся водой, И отпущен был мёртвым на волю.
Жалко было китов. Но не менее, вдруг Стало жалко рассказчика тоже, Как узнали о том, что тяжёлый недуг Изнутри его медленно гложет.
Жаль, что это была не морская болезнь. С ней-то знал он как справиться точно: Надо было на штурманский мостик залезть – Это самая верхняя точка
Корабля, – и с него, когда сильно штормит, Надо было кругом оглядеться, – А вокруг только мощь водяная бурлит, – И для моря открыть своё сердце,
И его полюбить, а тогда и оно Человека полюбит и примет – Даже в бурю теперь он не будет больной: Как рукой тошноту его снимет.
Только тут сама смерть ухватила клешнёй, И, стараясь ей сопротивляться, Неизменно, с какой-нибудь шуткой смешной, Наш моряк после двух операций,
На работу ходил и подбадривал нас, А не мы его – мы-то молчали, И, как рябь на воде, следы боли не раз На лице у него замечали.
Если мир этот станет однажды не мил – Оглянусь на него через годы. И он скажет мне: «Труженик, что приуныл?» И, возможно, забуду невзгоды.
И от жалоб на жизнь воздержусь, может быть, Хоть она не бывает без горя, Как в тот день: мы его собрались проводить, И у гроба стояли – ком в горле.
И смотрел сквозь очки пожилой иерей, И молитвы читал, и крестился, И дымок от кадила, окутав людей, Постепенно наверх возносился.
Говорят, что умершие первые дни Слышат всё, что вокруг происходит. Может – слышал и он, как прощались мы с ним, Как священник вокруг него ходит?
Или слышал вдали от стихии родной, Что его и она провожала? – По причалам настойчиво била волной, И шипела, и галькой шуршала…
Послесловие:
Примечание: кок - судовой повар; матрос - должность, такая же как капитан, судовой врач, электромеханик и т.д.; моряк - общее название для тех кто ходит в море.
И написано хорошо!