И.О.
ЕЁ ДУША
Её душа, беззвучно встрепенувшись
и отыскав в безбрежности прореху,
и своему чему-то улыбнувшись –
хотя, наверно, было не до смеху –
вонзилась иглами немых созвучий
в прозрачный шлейф безудержного ветра,
делясь причиной неблагополучий
с природой окружающею щедро.
Беззвучный крик Её души кручинной
пророс вдруг в шёпоте весны нарядной
и воркотне беспечной голубиной,
и скрипе гусеницы шелкопрядной,
и шелесте дождя неумолимом,
в далёких криках журавлиной стаи,
летящей в высоте неутомимо,
и даже в скрежете ночных трамваев…
Но время вспять… Душа Её вернулась.
Её дитя под сердцем шевельнулось.
ПРОЩАНЬЯ ЧАС
Обит парчой-глазетом гроб,
слезами горькими облит.
Одета в голубой салоп,
красавица в цветах лежит.
Венец на потемневшем лбу,
улыбка Моны на лице.
Кляня несчастную судьбу,
муж нервно курит на крыльце.
Родня на стульях, Мендельсон
звучит в безжизненной тиши.
Колоколов далёкий звон
за упокой Её души…
Стоят и плакальщицы. Три.
Стоят с платочками в руках
молчком у боковой двери.
Желтеют буквы на венках...
...Закончился прощанья час,
и катафалк уж у ворот...
Такое каждого из нас
когда-нибудь, мы знаем, ждёт…
ВЫСТРЕЛ
"А счастье любит тишину…"
Красиво сказано, не так ли?
Любил горяночку одну
в ауле диком в старой сакле…
В аул уже пришла весна,
но пики гор в одежде снежной.
Какая ночь!
И тишина…
Чуть слышный шёпот, хрупко-нежный
на непонятном языке,
но переводчик нам не нужен.
И жилка билась на виске,
и я был чуток и послушен.
Была горянка сиротой,
а я кавалерист проезжий.
Я попросился на постой
на ночь одну…
Средь гор безбрежий
к скале прилепленный аул…
Мой эскадрон искал приюта.
Он получил его, уснул…
И ночью вырезан был люто.
А девушка меня спасла.
Она была отнюдь не робкой
и от погони горной тропкой
меня в ущелье увела.
...Мы долго шли, потом расстались
промозглым утром у ручья.
И на прощанье целовались
до немоты, до забытья…
И я ушёл… Её оставил
на берегу ручья одну...
... Далёкий выстрел окровавил
рассвет, любовь и тишину.
|
