Мне нравится вести корабль на мель.
Мне нравятся пьянчуги-капитаны.
Когда командует командой хмель,
На мостике очнувшись утром рано.
Мне нравится Мальстрём-водоворот,
Стремящийся суда загнать в пучину…
Когда я мажу butter свой на brot,
То вспоминаю тех судов кончину…
Мне нравится, что я пока живой.
Всю жизнь на осень молча любовался.
Не рисковал в Гримпене головой,
С собакой Баскервилей я не дрался…
И Сounting Crows слушал я не зря,
Да! Дьюритца давнишний я поклонник…
Я не ходил в норвежские моря,
И не ступал ногой за подоконник.
Не приходил ночами на перрон,
Чтоб встретить поезд, опоздавший навсегда,
Не залезал в отцепленный вагон,
Чтобы уехать насовсем и в никуда.
Мне нравилось всегда смотреть наверх –
На белые, как хлопок, облака.
- Я жду тебя, мой одинокий стерх…
Но нет его… Надеюсь, что пока…
***
Мне кажется, что не похож я на других,
Я – птица-стерх, журавль на вымиранье,
И под опекой я намерений благих,
Но взгляд имею свой на мирозданье.
Я не приемлю агрессивную толпу,
Что ищет у других людей изъяны,
Она идет к Александрийскому столпу,
Ведома капитаном полупьяным.
Меня страстей Мальстрём-водоворот
Уже грозит увлечь в свою пучину,
Но в ней же состраданье не живет?
И гавань тихую я не покину.
Остался мне отцепленный вагон,
Забытый навсегда… Наверно, в среду...
Зачем тогда идти мне на перрон,
Откуда никогда я не уеду?!
Не нужно это всё… Пока живой,
По-прежнему любуюсь я на лето.
И в небо взгляд направив свой,
Я вижу близкой осени приметы…
Мне б в плаванье пуститься. В океан…
И переплыть его за милей – миля…
Ржавеет в сейфе наградной наган.
Эх, где же ты - собака Баскервилей?!..
Я не такой, как все – я белый стерх
И в жизни пережил немало лиха…
С надеждой каждый день смотрю я вверх:
Вдруг в небе закурлычет журавлиха?
СИНИЧКА
Январский день в окно глядится,
стеклянно-ясен небосклон.
Синица – маленькая птица –
ко мне садится на балкон.
Стучит негромко клюв по раме –
похоже, птичка просит есть.
Махая синими крылами,
желает поудобней сесть.
Синичка знает: угощенье
её здесь непременно ждёт.
Чуть сала, семечки, печенье.
Пусть птичка вволю поклюёт…
Наверно, грустно славной птице
сидеть на ветке во дворе?
На чердаке зимой ютиться –
суровый климат в январе!
Ты потерпи, моя подружка.
Не так уж долго до весны...
Я смастерил тебе кормушку.
Сейчас прилажу у стены…
ЧЁРНЫЙ ДРОЗД
Жил-был на свете мужчина один.
На загляденье пригожий блондин.
Женщины часто влюблялись в него,
но не везло им. Совсем ничего
не выходило у них, вот беда!
Ни адюльтер, ни любовь, ни вражда.
В возрасте был этот простолюдин.
Предпочитал он русалок-ундин.
Только задремлет в ночной тишине –
тут же увидит их в сказочном сне.
Был в его доме обшарпанный стол –
на распродаже его приобрёл.
Кроме стола он бумаги купил,
ручку, словарик купить не забыл.
И по ночам сочинять стал стихи,
как он сидел возле старой ольхи,
в омута тёмную воду глядел,
(в нём он увидеть русалку хотел),
как пил коньяк под колбаску и сыр,
как ему нравился этот плезир.
Главное, не было женщин вокруг.
В кроне ольхи пел единственный друг –
старый знакомый его чёрный дрозд.
Песнею звал он его на погост,
где упокой, где всегда тишина,
где вечным сном третий год спит жена…
ИВОЛГА
летом водки напьюсь
граммов сто пятьдесят
и на велик сажусь
мимо местных девчат
я педали кручу
у меня рандеву
в лес ближайший качу
упаду там в траву
навзничь буду лежать
и травинку жуя
буду иволгу ждать
и подружка моя
как двенадцать пробьёт
не боясь воронья
прилетит и споёт
мне о чём-то своём
про судьбу может быть
и про то как живём
чтоб нам так и не жить…
ЖУРАВЛЬ И СИНИЦА
Февраль ещё в разгаре.
Утром рано
проснулся и в окне увидел я
танцующего в облаке тумана,
нежданного зимою журавля.
И я подумал: что-то здесь нечисто,
и это мне совсем не по нутру…
Увидеть журавля-«африканиста»
зимой? Ну, это явно не к добру…
Опять завьюжило…
И вдруг синица
в моё заиндевевшее окно,
озябшая, настойчиво стучится:
открой, мол, я стучусь уже давно!
Я прошептал: - Чуть погоди, подружка! –
и в дом дорогу птице приоткрыл,
и отломил ей ломтик от ватрушки,
и в блюдечко водички ей налил.
Синица попила и поклевала,
и пискнула на птичьем языке,
по комнате немного полетала,
нашла местечко в дальнем уголке,
нахохлилась слегка и задремала…
А я сидел с фломастером в руке
и рисовал её в своём альбоме,
и думал думу: неужели жить
синица захотела в этом доме?
Так чем же эту птицу мне кормить?
…Вдруг в дверь звонок.
И кто ж так очень рано
пожаловал по душеньку мою?
– Откройте же, доставка телеграммы!
«Привет прости встречай меня люблю»
У каждого – море,
и чайка – мечта.
У каждого море
свое навсегда.
Есть море –
слезами разбавлено густо.
Есть море портвейна,
а чайка – закуска.
Есть море обид,
и тоски, и насмешек.
Но вверх поглядите –
вас чайка утешит.
Есть море Начала.
Конца – не видать.
И с клотика звезды
нетрудно достать.
И чайка над мачтой
ругается длинно
разбойно-веселой
морской матерщиной.
О славное море,
о море Триумфа!..
Но видится пирс
И причальная тумба...
Ты сходишь по трапу –
Любимец успеха,
чтоб больше уже
никуда не уехать.
Нахмурится море,
и парус поникнет,
И чайка уже
матерщины не крикнет.
Красивые,трепетные стихи, Банни! Иногда.я чувствую себя птичкой! Люблю птичек, их пение, понравились все , но иволга на особицу! "Где то плачет иволга..." спасибо!
Да так, ничего особенного, ждем весну, солнышка, перемен, хотя настроение не очень-везде куда не кинься, страсти египетские! Это очень утомляет. Ничего планировать нельзя.
Рита недавно заходила. Мы с ней коротко пообщались. Мне показалось, что она потеряла вкус к сочинительству. Книжка её вышла из печати и она успокоилась на этом. Она мне хотела подарить экземпляр на память, но я отказался. Не хотел её затруднять с пересылкой. А сейчас в Белоруссии очень неспокойные времена. Короче, она на меня, по-моему, обиделась за отказ.
Очень разные стихи, но собранными в одну тематику от этого становятся еще интереснее.
Стерхом удивил! По-хорошему неожиданно.
В общем, зачётная публикация!
Как там книга, собирается?
Класс!
то птица умрёт со скуки, потому что летать не сможет.
***