Вера в принципе необъяснима, она так же безумна, как любовь. Поэтому бесперспективны все, даже самые изощрённые, попытки объяснить её с рациональной точки зрения.
Когда даже глубоко верующий человек пытается доказать неверующим неизбежность и целесообразность веры (которые для него очевидны), он невольно подставляет оппоненту для нападения свои самые слабые и больные места, поскольку всякое рассуждение предполагает и выявляет сомнения, а вера как раз является всем сомнениям противоположностью. В рационалистическом споре ничто не принимается на веру, там веры нет.
Добавим только, что все такие рассуждения сами растут как плесень исключительно на незыблемом фундаменте веры, иначе говоря — на аксиомах, которые если и не упоминаются, то всегда подразумеваются.
Вера доказывается не словом, а действием — добрыми делами, подвигами, страданьями и в конце концов мученической смертью. Вот почему оказалась необходимой Голгофа. Такая вера вызывает сочувствие и желание подражать.
Излишняя рассудочность всегда вредит делу. Но речь здесь не о том, чтобы, воспевая слепую веру, выколоть себе глаза, а о том, что в кромешной темноте (имеются в виду, например, области смерти и изначальных смыслов, т.е. тех же аксиом) разум с его хвалёной зоркостью бесполезен и неуместен, и следует хотя бы попробовать воспользоваться другим «органом», той же верой; может быть, попробовавший и обнаружит, что она у него всё-таки есть.
|