| | Стихотворение « я хотел свергнуть правительство, но всё, что я смог, - это низвергнуть чужую жену» | Предисловие: Чарлз Буковски
(перевод с английского) я хотел свергнуть правительство, но всё, что я смог, - это низвергнуть чужую жену30 собак, 20 человек на 20-ти лошадях и одна лиса,
и глянь сюда, что они пишут:
вы эгоисты и мечтатели,
толку от вас нет ни для страны, ни для церкви,
читайте свою историю, изучайте монетарную систему,
заметьте, что расовой войне уже 23000 лет.
прекрасно, я помню 20 лет назад,
сидя со старым еврейским портным -
его нос при свете лампы казался пушкой,
нацеленной на врага -
и итальянцем-фармацевтом,
жившим в дорогой квартире в лучшей части города,
мы замышляли свергнуть неустойчивую династию;
портной, пришивая пуговицы к жилету,
итальянец, тыча сигарой мне в глаз, просвещали меня,
самого по себе - неустойчивую династию,
всегда пьяного, насколько возможно,
начитанного, голодающего, подавленного;
и, в сущности,
молодая, добротная баба разрешила бы всю мою вражду,
но я не знал этого;
я слушал моего итальянца и моего еврея,
и брёл затем вдоль тёмных улиц, покуривая чужие сигареты
и наблюдая, как тыльные стены домов охватывает пламя;
но где-то мы промахнулись:
то ли мы были недостаточно мужчинами,
недостаточно большими или малыми,
то ли мы просто хотели поболтать со скуки,
только анархия не вышла;
и еврей умер, а итальянец всё серчал,
ибо я оставался с его женой, когда он уходил в аптеку,
он не заботился предотвратить
свержение своего личного правительства, и оно пало легко;
дети уснули в соседней спальне,
и я чувствовал себя немного виноватым;
но позже я выиграл 200 долларов в кости
и уехал на автобусе в Новый Орлеан;
я стоял на углу, слушая музыку, доносившуюся из баров,
и я стал ходить по барам и сидеть там,
размышляя об умершем еврее:
как он пришивал пуговицы и говорил - все его дела -
и как он сдался, хотя был крепче любого из нас,
он сдался, так как его жёлчный пузырь
не мог больше функционировать,
и, может быть, это спасло Уолл-стрит и Манхэттен,
и Церковь, и Центральный Парк, и Рим, и Левый Берег;
но жена фармацевта,.. она оказалась милой,
она устала от бомб, спрятанных под подушкой,
и от освистывания папы римского,
у неё была очень хорошая фигура, очень красивые ноги,
и я полагаю - она чувствовала то же, что и я:
что слабость была не в Правительстве, а в Человеке,
что человек никогда не был так силён, как его идеи,
и что идеи - это правительства, обернувшиеся людьми;
и вот это началось на кушетке с пролитым мартини
и закончилось в спальне: страсть, революция, вздор -
окончились,
и шторы трещали от ветра, хлопали, как пушки,
свистели, как сабли,
и 30 собак, 20 человек на 20-ти лошадях
преследовали одну лису
поперёк поля, освещённого солнцем,
и я поднялся с кровати и зевнул, и почесал живот, зная,
что скоро, очень скоро, я буду снова пьян, очень пьян.
|
Послесловие: Чарлз Буко́вски (1920—1994).
Более полувека тому назад поэт и сценарист Джон Коррингтон, один из "открывателей" Бука, писал в предисловии к поэтическому сборнику Чарлза Буковски:
"В конце нашего столетия критики, по всей вероятности, будут утверждать, что работы Чарлза Буковски были водоразделом между временем Паунда-Элиота-Одена и новым временем, когда человеческий голос пришёл в себя...
Без всякой теоретизации, манифестов и школ Буковски начал долгожданное возвращение к поэтическому языку, свободному от литературных претензий и достаточному, чтобы избрать любую тему, которую он считает нужной...
Это разговорный язык, прибитый к бумаге, почти идеальное равновесие между спонтанной композицией и очевидными требованиями литературного слога..."
|
| |
