Одиссею...

Я отбилась от рук, попирая сердца. Объяснений разумных тому не найти! Задержавшийся в долгом напрасном пути за державу не в силах ответа нести, ты надеешься, жаждешь разлуки конца: всё - как мне бы мечталось, вернулся б ко мне!
Ни к чему мне молитвы и чьи-то слова, мол, напрасной надеждой полна голова, и пора бы забыть, приоткрыта глава новой жизни, где встречи разлук посильней!
Ждут покорно, хоть ропщут порой между тем про кредиты, налоги – на дерзость мою –претенденты на царство за крепостью стен, бастионов защитных души. Да не те все их потуги – тлен, не чета соловью их руллады, сонеты и прочий пикап!
Тридцать лет я ждала и ещё подожду, как Илья на печи, под снегом река…
Как средь шторма спасительный луч маяка, новостей, что в прибрежные воды войдут пусть остатки армады, пусть даже одна в рваном рубище паруса и без ветрил, исхудалая, странствием истощена, солью слёз и морской напитавшись сполна, твоя гордая лодка, лишь только б доплыл ты живым, не растраченным по ветру зря, со щитом или чайкой, сложившей крыла…
За какие, расскажешь, ходил ты моря, в чьих заливах стоял, где бросал якоря, как сирена напрасно манила-звала, где и с кем дивных рыб и русалок ловил, как с соперником грозным сходился на Вы, сколько вражьих корветов нещадно топил, как отчаянье ромом и грогом глушил и лежал в забытьи от дурмана-травы…
Буду слушать хоть новые тридцать с лихвой, в восхищении взора чтоб ты утопал…
Как навек расставаясь, любимый, с тобой, я уже сожалела в тот час роковой, только знала, наступит тот день, и штурвал, наплевав на укоры и клёкот толпы, повернёшь ты решительно, всем вопреки, удивляясь, как мог быть настолько слепым, прочь стремясь убежать от заветной судьбы…
Расстоянья и время для нас пустяки!