Копается апрель, никак не соберётся
сложить манатки в прибывший вагон небытия.
То дразнит полусвет, то манит полусолнце,
то клонит в сон любимая кленовая скамья.
И нету ничего: ни просьбы, ни прощенья,
а только у дерев в суставчатых ветвях
означилось зелёное пушенье и остренье,
и в прежней рыжине ершит колючесть трав
молоденьких, забавных. Куклятся до срока
и яблони, и вишни, и черёмухи цветы.
В тысячелетия ведущая неспешная дорога,
тебе не привыкать к избытку наготы.
Порой бывает кутает и путает досада,
первоначально льстива и нежна,
но за её участливым (ты прислонись!) фасадом
(польстись – и пропадёшь!) бесовинка видна.
Означенность моя в прищуре и движенье
перетечёт в овеществлённость глины,
но непоседства дух и неповиновенья
пускай кричит-летит над той дорогой длинной...
|