ПОЭМА-СКАЗКА
ИВАН да МАРЬЯ
Не будь, читатель, очень строг,
Но не твори елейной маски.
Прочти и не суди мой слог,
Проникнув в суть поэмы-сказки.
ПРЕДСКАЗАНИЯ СТАРОЙ
ЦЫГАНКИ
Цыганский табор – бренна даль –
Кочует под небесным сводом,
Чьи тайны чёрная вуаль
Оберегает год за годом,
Скрывая мудрость до поры.
Под зеленью древесной кроны
Раскинул он свои шатры,
Где, ветром чуть вздымаясь, волны,
Ласкают озера брега.
Затерянный в эпохах табор,
Продолжив тех времён бега,
Костры вздувает ныне, дабы
От пыльных отдохнуть дорог.
И голод утолив, и жажду,
Шатра откинув чуть полог,
Присев с гитарой не однажды
Под треск искрящего костра,
Где песен дар шальных, игривых,
Иль пляс цыганок до утра
Остудят от дорог постылых.
Весельем молодость шумит,
Любовью пылкой, струнным звоном.
Вожак суд праведный творит
Неписаным в веках законом.
Ведут степенный разговор
Мужи, на завтра строя планы,
Чтоб, посетив крестьянский двор,
Вернулись с прибылью цыганы.
Огонь уставшего костра
Цыганки древней лик отметил.
Ей к праотцам уже пора,
Но ум её пока что светел.
Цыганка трубкою дымит.
В своём молчанье деловита.
Девчонкам сельским ворожит
На картах, где судьба их скрыта.
Подружки из села пришли.
Не прихоть – любопытства ради.
Две незапятнанных души
С доверием в горящем взгляде.
«Сказали карты мне: грядёт
Тебе в любви большое счастье.
И твой «король» к тебе идёт,
Любовные подарит страсти.
По осени жди жениха.
Ему пока ты и не снишься.
Плодом любовного греха,
Дочуркой, после разродишься».
Вдруг, глянув в карты, на устах
Цыганки глас стал прерываться:
«Запомни, правда в небесах,
Лишь Бог не вправе ошибаться».
Смахнув картишки на подол,
Цыганка старая сказала,
Что в жизни очень много зол,
И сердце чуть её приврало.
Набив вновь трубку табаком,
Замолкла старая цыганка:
Быть может, думает о ком
Иль дремлет у костра гадалка.
«Мне погадай на жениха, –
Вторая молвила девица, –
Не буду ль для него плоха,
Как он со службы возвратится?!»
Цыганка, трубку раскурив,
И бросив хитрый взгляд на карты,
Колоду новой заменив,
Спросила: «Что даёшь мне в дар ты?»
Слова заставили зардеть,
Затрепетать её сердечко.
Что бедная могла иметь:
Лишь только медное колечко.
Смахнула девица слезу.
Но успокоила гадалка:
«Ну, ладно, так всё расскажу.
Цыганке лишних слов не жалко»
Окинул карты мудрый взгляд…
Там «дама» к «королю» стремится
И что на сердце говорят,
Что может в будущем случиться.
«Дела твои идут на лад,
Дождёшься с армии ты принца.
И встрече парень будет рад.
Ты в сердце у него, девица.
К зиме готовься под венец:
Желают карты лучшей доли.
Биенье чую двух сердец –
Родишь двойняшек с Божьей волей».
Из рук упали карты вдруг,
Как будто та колода клята.
И гонит от костра подруг:
«Гаданье кончено, девчата».
Ушли подружки по домам.
В смятенье старая гадалка.
В колоду «королей» и «дам»
Впихнула вещая цыганка.
Костёр давным-давно угас.
Шатры ночная тень укрыла.
Лишь слышен волн озёрных пляс
Да поцелуй в кустах от милой.
Её товарка у костра
Не рушила обет молчанья.
Открыть секрет теперь пора,
О чём поведали преданья.
Товарка тронула рукой
Цыганку: старая молчала.
«Ну, что ты, что ты, что с тобой…
Ведь ты не в первый раз гадала!»
«Мне жаль девчонок. Их судьба
Передо мной, как на ладони.
Вокруг тех девочек борьба:
И злых, и добрых духов вволю.
Они за правдою пришли.
Но ждут их горькие печали.
Одну ждёт вечный сон вдали
И Леты мрачные причалы.
Другой судьба позволит жить –
Здесь тёмных сил есть интересы –
И двойню сможет народить,
Но в мальчиков вселятся бесы.
Сама пойми, могла ли я
Поведать правду ту девицам,
Раскрыть пути их бытия
И бед, идущих вереницей.
Уж лучше в неведенье быть
И от греха сего подальше…»
Костёр уже успел остыть.
А надо им вставать пораньше.
Прошло немало вещих дней
С того заклятого гаданья.
Откочевал и табор, чей
Остался след с могилой тайной.
Цыганка в мир иной ушла,
Вдохнув последний дар свободы.
С собой в могилу унесла
И радость жизни, и невзгоды.
Невзрачный холмик, где погост,
Гадалки бренные останки.
А над крестом в Великий пост
Душа витает той цыганки.
Не успокоилась душа,
Не отлетела в мир нетленный.
Она покоя не нашла,
Следя за жизнью в мире бренном
Подружек, что живут в селе,
Забыв пророчества цыганки,
Что счастья ищут на земле,
Как ждёт алмаз своей огранки,
Даруя радости очам.
Дождались воинов девчата.
Воркуют с ними по ночам…
Сдружились в армии ребята.
Селянин другу предложил
Село наведать после службы –
Товарищ вместе с ним служил, –
А в знак мужской, армейской дружбы
На свадьбу друга пригласив
И написав о том невесте,
Её согласье получив,
Отправились в селенье вместе.
Подружки встретили друзей.
Селянина товарищ вскоре
Утонет в омуте очей,
В любовном и манящем взоре.
Совет подал отец друзьям:
Сыграть совместно обе свадьбы.
Не разбегаться по углам,
А рядом сотворить усадьбы.
И вот девицы на сносях.
И милостей ждут от природы.
У Бога силы испросят:
Ждут ожидаемые роды.
Тот час таинственный грядёт.
Подружка первая рожает…
Но смерть её в объятьях жмёт,
И жизнь от тела отлетает.
Душа цыганки тут, как тут,
К душе другой стремится ближе:
«Твои страданья не умрут.
Спасу я девочку, ты слышишь?!»
Отходит девичья душа.
И жизнь, и смерть – судьбы мерило.
Ребёнка крик. Мать чуть дыша
Хрипела ей: «Живи, Мария!»
Всё происходит, как во мгле.
Подружка тоже в муках, с болью
Рожает рядом на столе
Предсказанной цыганкой двойню.
Душа успела вновь взлететь.
От мальчиков злых духов гонит.
Бес одного не смог задеть,
Другого «чёрной меткой» тронет.
Итак, судьбы рок завершён…
Он детским плачем утро метил.
Одну отправил в вечный сон,
Другой злой дух дитя пометил.
Селянина товарищ, друг
От горя ошалел. Не скрою,
Остановилось сердце вдруг:
Мария стала сиротою.
Сыграл дурную шутку бес.
Подружку девочка пленила.
По воле совести, небес
Ту сироту удочерила.
Пришёл час выбора имён.
Иваном первый сын отмечен.
Второй Борисом наречён,
Что «чёрной меткою» помечен.
Зло сотворило в этот раз
Цыганки вещие виденья.
Но дальше не про это сказ.
Нас ждут любовь и приключенья.
ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
Когда в раю запретный плод
Змей-искуситель отдал Еве,
С тех пор стечёт немало вод.
Деторожденье Бог дал деве.
О дети! Человек вас звал
Спокон веков цветами жизни.
Иной шипами душу рвал,
Иной любимцем был по жизни.
Бегут, бегут, спеша, года…
Мужая, подрастают дети.
В усадьбе с раннего утра
Троих детей в подворье встретим.
Играют мальчики с сестрой:
Иван с весёлою улыбкой,
Борис с какой-то дерзкой, злой,
С бесовской вроде бы ухмылкой.
Борис всем отроду дерзит,
Играя, строит брату козни,
Сестру словами очернит,
С издёвкой бьёт её, а после
Тяжёлым взглядом просверлит.
И радуясь девчонки плачу,
Ещё за косы теребит
Иль больно ущипнёт, иначе
Бесёнку будет жизнь не в жизнь,
Чернее тучи станет сразу.
Тогда в округе всем – держись –
Устроит подлую проказу.
Не раз прошёлся ремешок
По мягким телесам мальчишки.
Он мать, отца приводит в шок,
Гримасы строя от мартышки.
А вот Иван совсем иной.
С улыбкой нежной, добрым взглядом.
С Марией дружен он, с сестрой.
В минуту трудную он рядом.
Сестрица от Бориса ждёт
Подвоха иль чего похуже…
Добро сердечное влечёт,
Душою тянется к Ванюше.
Проходит детских игр пора.
Мужают ребятишек лица.
Стыдливость, как весь мир стара,
Волнует. Расцвела девица.
Тугая грудь и гибкий стан,
С улыбкой прелестной отрада,
Прекрасного лица овал
И ямочкой щека примята.
Иван украдкой косит глаз
На лик божественной царицы
И шепчет уж в который раз:
«Как жаль, что ты моя сестрица!»
Зато Борис, чей пошлый взгляд,
Так явно к похоти стремится,
Бормочет, источая яд:
«Целуй меня, целуй сестрица!»
Мария просит не шутить:
«Готова я открыть объятья.
Я буду вас всю жизнь любить.
Ведь вы мои родные братья».
Поняв детей страданья, мать
Им тайну давнюю открыла.
Пришлось ей правду рассказать,
Как в их семью вошла Мария.
В ответ ни звука. Тишина
В немом молчанье разрасталась.
Как будто лопнула струна
В тиши: Мария разрыдалась.
«Прости, но Бог мне подсказал
Всю правду рассказать, Мария.
К тебе – час истинный настал –
Не остужу своей любви я.
Мне Бог сказал, не навреди!
Любовь меж вами разгоралась».
Мария, прячась на груди
У матери, шепча, призналась:
«Обоих братьев я люблю:
Бориска всё меня шпыняет,
Ивану более внемлю –
Меня к нему всё больше тянет».
«Ну, вот и славно. Видит Бог,
О чувствах ты сама рассудишь.
Но не уйдёшь за мой порог,
Как прежде, дочкою мне будешь».
Перед божницей мать встаёт,
У Бога силы испрошая,
Челом Ему поклоны бьёт
И, за Бориса извиняясь,
Молитву правит: «Ты прости
За чёрствость отрока Бориса.
Сынов мне распрей не снести,
Не разгородит их кулиса».
Страдают братья от любви,
Той страстью, что и на Земле нет…
Ивана любит, но, увы,
Любви Бориса не приемлет
Мария. Чистая душа
Согласна стать женой Ивана,
Бориса планы все круша.
Он в думах, ухмыляясь странно,
Разрушить бесу брак велит:
Сварить Марии зелья чашу,
Обманом брата заманить
В заросшую глухую чащу.
И бес, деяньем зло творя,
Глубокой ночью чары правит,
Марии слогом говоря,
Ивана из подворья манит.
Разбушевался небосвод,
Ветрами плещется стихия,
Пронзают молний стрелы свод,
И милой зов: в беде Мария.
Она к себе его зовёт.
Он к ней спешит, он ей поможет.
Тревога душу, сердце рвёт,
А ноги путами стреножит.
И вдруг Мария перед ним!
Его в объятьях обласкала,
Улыбку дарит, а за сим
Как будто путы повязала.
Ивана мысли,как в бреду:
Пред ним Борис... «Ты сам повинен.
И любишь на свою беду.
Моей Марии быть отныне.
И в этом мой большой успех.
Оставлю здесь тебя, разиня, –
Раздался злой Бориса смех, –
Теперь моя, моя Мария!»
Мария безмятежно спит.
Ей сладкий сон виденья дарит.
На кухне злобный бес сопит,
Ей с приворотом зелье варит.
Марии в чашу зелье льёт,
Поближе к деве придвигает.
Мария поутру встаёт
И зелье залпом выпивает.
Любовный всплеск её влечёт,
Как парусник, что жаждал бриза.
Она любимого зовёт,
Зовёт любимого… Бориса.
Спросила удивлённо мать:
«Ты же Ванюшу полюбила?!»
«Любви изменчивая страсть.
Любовь – неведомая сила.
Любим Борис, он мой кумир.
И то моё решенье свято.
Пора за свадебный сесть пир!»
Лицом невеста бледновата,
Пустой какой-то взгляд в очах,
И кажется каким-то сонным…
«Отныне наш Иван монах, –
Изрёк Борис, – мешать влюблённым
Не хочет. Ночью он у врат
Нам счастья пожелал обоим.
В монастыре прибудет брат,
А мы семейный мир построим».
Пока до будущей поры
Борис венчаться отказался,
Сказав, что с Богом он на «Ты»,
О нём нелестно отзывался.
И свадьба, словно бы погост,
Младых молчанием встречает.
Отец провозглашает тост,
Влюблённым счастья он желает.
Вино, отведав не спеша,
Он «горько» прокричал влюблённым.
Цыганки вещая душа
Взметается над пиром оным.
Душа несёт тяжёлый крест:
С потусторонним злом бороться.
В борьбе с душой цыганки бес:
Добро со злом за веру бьётся.
С глаз пала беса пелена,
Ушла напитка злая сила.
«Иван, Иван, – зовёт она, –
Тебя, тебя лишь я любила!»
Лицо Бориса пышет злом.
А тут ещё Иван случился,
Душой цыганки и добром
От беса пут освободился.
Иван Бориса обвинял
И к совести взывал в надежде.
Вдруг разразился ветровал
Невиданной здесь силы прежде.
Летят ветра друг другу встреч,
Как будто бесы все взбесились
И в вихре закрутили смерч.
Борис с Марией в нём сокрылись.
Вновь давит звоном тишина,
И в хаосе лежит подворье.
Душа цыганки – здесь она –
Ивана утешает в горе:
«Не смог любви ты уберечь,
Тебе не помогла я тоже.
Хоть и печальна моя речь,
Но унывать тебе негоже.
Марию сможем мы вернуть
По воле Божьего веленья.
Сбирайся, парень, в трудный путь.
Нас ожидают приключенья».
ЗАТЕРЯННЫЙ ОСТРОВ
Среди вздымающихся волн,
Заблудший в дебрях океана,
Взрастает, будто бастион,
За зыбкой пеленой тумана,
Купаясь в утренних лучах
Багрово-красного светила,
И отражается в очах
Забытый остров, всем на диво.
Затерян средь текучих вод.
Покрыт зелёными лесами.
Плато скалистое, где грот
Чернеет сводом над волнами.
Плато венчает горный пик.
Река меж берегов резвится.
Её голубоватый лик,
Срываясь в водопад, искрится,
Взметаясь радугой-дугой.
Переполняясь буйством бега,
Но, урезонив норов свой,
Долину услаждает негой.
На взгорье сложен дом с душой
Из грубо тёсанного леса.
Забор из тына, двор большой,
Стол, рядом из бамбука кресло.
У дома во дворе загон.
Пернатых щебет, блеют козы.
Стреха: сушёных рыб притон
И лук сплетён для сушки в косы.
За тыном холмики с крестом.
Пейзаж – два холмика – вид хмурый.
Укрывшись пальмовым листом,
Стоял здесь человек угрюмый.
Он полон мрачных, скорбных дум.
В молитве к Богу он вознёсся.
То ли колдун, то ли ведун…
К его мы думам прикоснёмся.
На океанах и морях
Троих друзей – «морские волки» –
Качало на «семи ветрах».
Иной не знали жизни толком.
Познали радости и страх,
Любви кабацкой, доли горя
И саваном одетый прах
С колосником дарили морю.
Ветрам морским жизнь отдана.
Романтика не ради денег.
Засеребрилась седина –
Списали трёх друзей на берег.
Но жизнь на суше невтерпёж…
Душа морская просит бури.
Друзья фрахтуют яхту всё ж:
И в паруса ветра задули.
Несётся яхта по волнам
Средь вод текучих океана,
Но вдруг надвинулся туман
И тишина, что так обманна.
Волна о борт рождает всхлип.
Свет фонаря туманом мнётся.
На гребне волн от яхты скрип
И рынды голос раздаётся.
По борту справа слышен крик.
Обшивки скрежет душу ранит:
В тумане неизвестный бриг
Друзей «посудину» таранит.
Вмиг яхта в омуте пучин.
О брига борт останки бились.
А трое гибнувших мужчин
За трап пеньковый ухватились,
Что с левого борта свисал.
А бриг, не изменяя хода,
В тумане путь свой продолжал,
Встречая бед такого рода
Немало на своём пути.
«Корабль-призрак» с парусами
Любого мог с ума свести,
Возникший вдруг перед глазами.
С трудом вскарабкавшись на бриг
«Летучего голландца», всуе
Нечистых поминая, вмиг
От пережитых мук уснули.
Наутро, Господа хваля,
Друзьями новый курс проложен,
Но бриг не слушался руля
И держит курс, какой заложен.
Летели дни на корабле…
А бригом будто кто-то правит:
В ночные сумерки, во мгле
Огни сигнальные вздувает.
И вот однажды поутру,
Где путь морской не пролегает
(Как будто чёрт ведёт игру)
Пред ними остров вырастает.
Корабль на остров держит курс
И якорь у скалы бросает.
Друзья, не дуя долго в ус,
Надеждой коль судьба ссужает,
Добро выносят из кают,
Готовят быстро к спуску шлюпку,
Ружьё, боеприпас берут
И, улучив ещё минутку,
Из ящика взяв инструмент,
На воду шлюпку опускают.
Прилива чувствуя момент,
К песчаной мели выгребают.
Но их течение несёт
По чьей-то воле к грозным скалам.
Вплывает шлюпка в тёмный грот.
Видна сквозь сумрак грань причала.
Друзьям колодец предстаёт,
Ступеньки высечены грубо.
Колодец на плато ведёт:
Природа сотворило чудо.
Когда друзья взошли наверх,
Окинув взглядом вод просторы,
«Корабль-призрак», будто блеф,
Исчез, как в ящике Пандоры.
По обе стороны реки,
Что по низине протекает,
Увидели: дымят костры.
Там людоедства дух витает.
Под пальмою дикарь лежит.
Шаман над пленным пляску правит.
Под барабанный бой вопит,
А каменный топор избавит
От мук жестоких дикаря.
За ужином его съедают.
А Божьи дети, зло творя,
Об этом, право, и не знают.
Уж не один промчался год,
Сменяя ливни жаром солнца.
Устроив личный обиход,
Друзья сошли на дно колодца.
Проплыв по водной глади грот,
Они, ступив на брег песчаный,
Увидят отпечатки стоп
И слышат птицы крик печальный.
Из джунглей дикари бегут.
Округу криком оглашают,
Из трубки дротиком плюют:
Товарищей двух поражают.
Вот дикари сжимают круг.
К воде островитян прижали.
Ружейный выстрел, резкий звук –
В испуге дикари удрали.
Друзья в обратный путь спешат.
Враждебный берег покидают.
Но раны их судьбу вершат:
От яда оба погибают.
Островитянин полон дум,
Жить одному остаток века…
А мы, под тихий ветра шум,
Коснулись мыслей человека.
ВСТРЕЧИ НА ОСТРОВЕ
(продолжение)
Островитянин полон дум.
Над прахом с грустью он склонился.
Вдруг слышит непонятный шум,
Что с океана доносился
И смог внимание привлечь.
Узрел неведомое чудо:
В погожий день, взбесившись, смерч –
Природы вечная причуда –
Над островом столбом завис.
Под ним стоянка с дикарями.
Ветров игривых дикий свист.
А божьи дети, ткнувшись лбами,
Склонились в ужасе немом –
Непредсказуемое диво, –
Простёрлись перед колдуном
И Божьей кары ждут учтиво.
Вдруг воцарилась тишина.
Над джунглями смерч растворился.
На лобном месте колдуна
Борис внезапно объявился.
А перед ним, у самых ног,
Без чувств лежащая Мария –
То буйство внеземных дорог
Её смертельно уморило.
Борис надменен, что набоб.
Он судьбами земными правит.
Внутри него кровавый жмот
Его судьбой повелевает.
Лениво двинул он перстом:
К вниманью общему взывает.
На небо кажет, а потом
Себя владыкой объявляет.
Пред ним склонились дикари.
Борис рукой вождю покажет:
Марию б в чувство привели,
А после выставили стражу.
Борис величьем упоён.
В вигвам вождя его вселяют.
Колдун вниманьем обойдён…
Марию стражи окружают,
Приводят в чувство и несут
К жилищу колдуна поближе.
В его вигвам её введут…
Вернёмся к ней в рассказе ниже.
Когда в подворье взвился смерч,
Бориса что унёс с Марией,
Заздравную прервал он речь,
Разбушевавшейся стихией,
Влюблённых души разлучив,
Разгулом от нечистой силы.
Иван, урок свой получив
И вспоминая образ милый,
Сбирается в далёкий путь.
С Борисом помня перебранки,
Познав судьбы бесовской суть,
Беседует с душой цыганки.
«Когда-то, много лет назад,
Мой табор кочевал у моря.
А озорной цыганки взгляд,
Заворожив матроса волю,
Ему поведал о любви
Цыганки молодой, но вскоре
Любовь несчастную, увы,
С рассветом уносило в море.
Любовь та первая была.
И в честь любовного мгновенья
Ему души часть отдала,
Часть магии и часть уменья.
Теперь моряк совсем старик,
Познавший прелести мытарства,
На странный остров он проник,
Затерянный в веках пространства.
Там шабаш нечисть свой ведёт,
Делами правит раз в столетье.
Их час свидания грядёт.
И если мы до лихолетья
Не сможем Марьюшку спасти,
Теряем там её навечно.
И сила тёмная, прости,
Соединит с Борисом вечно.
Тебя я птицей оберну,
Ты будешь следовать за мною.
Продолжим с бесами войну.
Мой друг поможет. Судеб долю
Пусть мойры, три сестры вершат!»
Иван душе повиновался.
Она и птица в лёт спешат
Туда, где остров затерялся.
А он виднеется вдали.
В островитянина подворье
Ивана-птицу привели
Любовь, мечта, большое горе.
Путь завершён за океан.
В один момент, моргнув лишь веком,
Перевернулся наш Иван
И вновь сказался человеком.
Ему навстречу шёл моряк:
Улыбкой доброй осветился:
«Мы победим бесовский мрак.
С душой цыганки сговоримся».
СИЛЫ ДОБРА И ЗЛА
Сидит подавленный колдун.
На остров тень ночная пала.
Мысль колдуну пришла на ум
И в голове его запала.
К Марии он в вигвам идёт
И стенку сзади разбирает.
Марию за руку берёт,
Через дыру с ней исчезает.
Рукой путь кажет на скалу.
Пещера там пятном маячит.
Схоронишься, мол, там в углу,
Тебя от глаз пещера спрячет.
Девица из последних сил
Бежит, чтобы спастись в пещере.
Колдун к утру заголосил,
Что племя изменило вере.
Их идол-бог вдруг загрустил
И пребывает в гневе просто.
Он просит в жертву принести
Того, кто прибыл к ним на остров.
Не сбыться планам колдуна.
С Борисом ли ему бороться?!
В пух-прах разносит он лгуна.
За поиск девушки берётся.
Пещеры вид его привлёк.
Туда могла Мария скрыться.
Вождю индейцев дал намёк:
Оттуда привести девицу.
Рванулись дикари вперёд.
Их клич Мария явно слышит.
Пред ними чудище встаёт,
На них огнём и жаром дышит.
Не виданный доныне зверь
Из пасти пламя изрыгает.
Хоть не наносит им потерь,
Но войско в панике сбегает.
Борису вождь пересказал:
Зверь у пещеры объявился.
Он, видно, девушку сожрал.
Борис, конечно, удивился,
Затем к пещере сам идёт.
Чудовище пред ним взрастает.
Летит огонь, но он не жжёт,
Округу не воспламеняет.
Островитянин то творил,
Гипнозом пользуясь умело,
Он дикарей остановил.
Борис шагнул навстречу смело.
Сквозь дым, огонь к пещере шёл –
Ни волоска не опалилось.
Марию в темноте нашёл.
А в сердце злоба затаилась.
Он к стойбищу её ведёт.
Марию силы покидают.
На руки дикарям сдаёт –
Те в яму девушку сажают.
Всё ближе сумрачная ночь.
Борис вождю визит наносит.
Вождя возлюбленная дочь
О снисхожденье к деве просит.
Борис неумолим в ответ.
Пускай познает боль отныне.
Дикарка, улучив момент,
С водою в глиняном кувшине
К прекрасной узнице спешит
И губы, жаждущие влаги,
Водой целебной освежит,
Тем самым сотворит ей благо.
С дикаркою приходит весть:
Злых духов шабаш будет вскоре.
А вот Борис готовит месть –
Её, как жертву, кинут в море.
Затем захватит он плато,
Пришельцев тамошних погубит,
Вернув обратно долг за то,
Что кто-то планы его студит.
Мария просит ей помочь
И сообщить островитянам:
Жить, мол, осталось только ночь.
Разрушат пусть Бориса планы.
Дикарка следует к плато.
Как тень, крадётся кто-то рядом.
То бес, Бориса метка, зло
Её сопровождает взглядом.
Бес, чувствуя свою беду,
За косы дочь вождя хватает
И, развернувшись на ветру,
Её он в водопад бросает.
Пронзительный дикарки крик
Погряз средь шума водопада,
Чуть слышен, в грохоте поник
Среди бушующего ада.
Душа цыганки – быть беде –
Почуяла проделки беса.
Летит к бушующей воде.
Дикарка, отойдя от стресса,
Вздымает руки к небесам.
Душа нетленная цыганки,
Причастная к мирским делам,
Вздымает телеса дикарки
Наверх. А там моряк-старик
На бой Ивана наставляет.
Дикарки юной хмурый лик
Коварство плана подтверждает.
«Пришёл, Иван, и твой черёд
В борьбе за преданность к Марии.
Любовь тебя зовёт в поход.
Час настаёт твоей мессии.
Бориса вызовешь на бой.
О нём не думай как о брате.
Я буду мысленно с тобой.
На нём бесовское заклятье.
Борис иль бес, сказать сиречь,
Волшебной силой обладает.
Дарю тебе священный меч.
С мечом он беса совладает».
И утром соколом Иван
На место боя прилетает.
Враг на святую сечу зван.
Судьбою братьев меч играет.
Со звоном скрещены мечи:
Удары, скрежет, крики, стоны.
С утра бой длится, а в ночи
Взмывают поверх дебрей кроны
Бес-коршун, соколом – Иван.
И пух, и перья по округе.
К рассвету верх берёт сапсан,
Сбив коршуна на пятом круге.
Скользит подбитый коршун вниз
И чёрной кровью истекает.
Пал у вождя вигвама близ
И дикарей вождю внушает,
Как только сокол сможет сесть –
И в соответствии девиза, –
На птицу им накинуть сеть,
Оповестив о том Бориса.
Лишь только наземь сокол сел
И обернулся в человека,
Добить он коршуна хотел,
Но сеть накрыла имярека.
Ивана взяли дикари.
Связали крепко ноги, руки.
Спустили в яму до поры,
Продлив страдания и муки
Влюблённых с детства двух сердец.
По воле злостного обмана
Борис, додумав, наконец,
Коварство дьявольского плана,
Призвал на помощь колдуна
И, потакая изуверству,
Сказал, что идолу сполна,
Достаточно двух пленных в жертву.
Иван с Марией вечер весь
Любовным грёзам предавались.
В промозглой яме, ночью, здесь
С любовью, с жизнью распрощались.
ПОБЕДА ДОБРА
Островитянин в эту ночь
Крадётся к пленникам, что в яме.
Его задача им помочь…
Предстала стража пред глазами.
На них сосредоточив взгляд,
Всю силу мыслей напрягает.
Они, что мумии, молчат.
А сила жизненная тает,
Когда вершит он колдовство,
Вокруг всё будто бы немеет,
А лик его и естество
По воли Господа стареют.
Теряя силы, добредёт
До ямы. Пленникам свободу,
Избавив их от пут, даёт.
И силам праведным в угоду,
Подняв изгоев на плато,
Готовится к ближайшей встрече.
Есть основание на то:
Сбегутся ведьмы здесь под вечер.
Борис побегом был взбешён.
Жестокой ненависти полон
На шабаш ведьм явился он:
Добычи жаждет чёрный ворон.
«Усадьбу сжечь островитян
И уничтожить всё живое.
Мария и Иван, как брат,
Пускай предстанут предо мною.
Дорогу обеспечу в ад
И казнь достойную устрою».
Когда на остров пала темь,
Союзница нечистой силы,
Невольники судеб меж тем
От бед за стенами укрылись.
Островитянин чертит круг
Посередь комнаты убогой,
И чтобы ни было вокруг,
Друзьям напоминает строго
За круг черты не выходить.
В ночи, увидев злодеянье,
Терпенье, мужество хранить.
Над домом хохот, визг и ржанье –
В разгуле дикий шабаш ведьм.
Черёд кровавому застолью,
Чтоб неповадно было впредь
Чинить бесовскому раздолью,
И козням каверзным табу.
Из всех щелей сочатся духи,
В печную тянутся трубу,
Мычат и блеют, охи-ухи,
И скрежет слышится кругом.
Моряк над бесами довлеет,
С потусторонним бьётся злом.
И на глазах у всех стареет,
Отдав все силы до утра.
Нечистых сила пропадает,
Как настаёт зари пора.
Моряк в глубокий сон впадает.
Дикарка, Марья и Иван
Порядок в доме учиняют –
Как будто был здесь ураган –
И новой ночи поджидают.
Она к ним в сумерках грядёт.
Атака бесов нарастает
И ведьм азарт борьбы влечёт,
Но сила моряка не тает,
Все силы отдаёт борьбе.
Уж утро в сумерках зарится.
Но так угодно быть судьбе:
Пора Борису появиться.
Не может он проникнуть в круг:
Круг сверху защищён и снизу.
Порвав защиту круга, вдруг,
Дикарка бросилась к Борису.
Экран защитный тут же пал.
С визжаньем воины от ада,
Звериный обнажив оскал,
К островитянам рвутся стадом.
Сплелись вражины в вихре буч,
Готовы всё сравнять с землёю,
Но тут прокрался солнца луч,
Блеснул он с пламенной зарёю.
Пропали бесы, ведьмы вмиг.
Один лишь бес-Борис остался.
Моряк в кругу главой поник.
Иван Бориса постарался
Ремнями крепко обвязать.
О полдень лишь моряк очнулся.
Ивану силится сказать,
Что Бог как будто отвернулся
От них совсем. И в третью ночь
Не сможет с бесами он сладить
И ведьм ему не превозмочь.
Он просит остров сей оставить.
Чтобы сберечь остаток сил,
Уплыть бы в океан подальше.
Бориса этот план взбесил:
Не мог судьбой вертеть он дальше.
Друзья спустились на причал.
Дикарка в шлюпку отказалась
Войти. Моряк хоть и ворчал,
Дикарка на плато поднялась.
Оттуда машет им рукой:
С пришельцами навек простилась.
И видит: там, за пеленой,
Вдруг бригантина появилась.
«Корабль-призрак» вновь стоял
На рейде острова, как прежде.
И будто беглецов он ждал,
Последнюю даря надежду.
Иван наш к кораблю гребёт.
Корабль шлюпку принимает,
На борт он беглецов берёт.
И кто-то якорь поднимает.
Но океан накрыла ночь,
И в небесах мерцают звёзды,
А нечисть показать не прочь,
Что ведьмы и сильны, и грозны.
Над океаном вьётся рать.
Собачий хохот – бесов признак.
Корабль не могут отыскать,
Не могут, потому что призрак!
Зарёй окрасился восток.
Нечистых вольница сдаётся.
И тут моряк с трудом изрёк,
Что он душой к цыганке рвётся.
Его последний час настал.
Не ради прихоти, каприза
Изгнать он беса обещал
Из тела бедного Бориса.
Старик собрал остаток сил
И, подавив Бориса волю,
Его перстом перекрестил,
Другую обещая долю.
Старик все силы отдавал,
А бес кривлялся, извивался…
Моряк Всевышнего призвал,
И бес, хоть и сопротивлялся,
Из тела грешного ушёл
И в поднебесье растворился.
Борис в душе Христа нашёл,
Впервые он перекрестился.
От мрачных пробудившись снов,
Промолвил: «Козни вам творил я.
И, слава Богу, брат здоров.
Прости и ты меня, Мария!
Я жил как будто бы во сне,
И сердце холодом объято,
А бес шептал проказы мне,
Настраивая против брата.
Благодарю тебя, старик,
Что из меня извлёк ты беса».
А тот в беспамятстве поник,
Не может отойти от стресса.
Он чуть губами прошептал:
«Душа от тела отлетает.
К душе цыганки путь настал,
Она в её объятьях тает.
С цыганкой будем мы во мгле,
Соединивши души, кстати,
Найдём покой на корабле,
А тело морю вы придайте.
Корабль покиньте без затей.
К родным пенатам возвращайтесь.
Вас превращу я в лебедей,
А к дому сами добирайтесь».
Умолк навек моряк-старик.
Борис с Иваном долг отдали,
Достали старый колосник
И океану прах предали.
Борис Ивана чуть обнял,
Марии подарив улыбку,
На остров глянул и сказал:
«Поймал я, видно, свою рыбку.
Девчонку там, что на плато,
Мне дарит вещая цыганка.
Нигде не ждёт меня никто,
Как ждёт меня моя дикарка.
Прощай, Мария, и ты, брат.
Я проторю свою дорогу.
Грехи мне тяжкие простят,
Коль дикарям дорогу к Богу
В их души тёмные вложу.
Мне шлюпку на воду спустите.
Я в новый мир свой ухожу.
Прощайте и меня простите!»
Когда он на плато взошёл,
Дикарку заключив в объятья,
Два лебедя, взмахнув крылом,
Ушли в полёт, дождавшись счастья.
«Корабль-призрак» вмиг исчез,
Где две души в любви и горе.
А лебеди из-под небес
Планируют в своё подворье.
Прости, читатель! Как творец,
В твоей душе родил острастки.
Любви от пламенных сердец
Желаю Вам в поэме-сказке.
Февраль – апрель 2007 года |
