Усталость берётся за дело: в сознанье – туман.
Кисель из асфальта готовит иная реальность.
Дождей проливных запечатанный наглухо кран
не выдавит капли скупой на прошение «Сжальтесь!»
Зной густо намазан на стены, по крышам разлит.
Впивается жалом осиным и жжёт Бесконечность.
Бегите за чашами, бесы: вот – вот закипит
в артериях кровь и ударит фонтанами в Вечность.
С ней стану единым, в насыщенный терпкий настой
сольют где-то свыше рабов суеты и беспечных.
Зажатой меж створок миров оболочкой пустой
останется тело под тосты заздравные вечных.
Кто там – ангелы иль бесы, эпилог у этой пьесы
однозначен – крест в ногах и крест на плечи.
Если всё, как в ветхой книге, то бессмертие – вериги:
дом терпимости с названьем броским «Вечность»
Однажды, я знаю, случится: за мною придут
и выдернут душу, а тело тряпичною куклой
на землю осядет. Из памяти саван сошьют –
лоскут к лоскуту – и бумажным корабликом в русло
к неведомым рекам текущего жизни ручья
опустят и сделают ставки на чёт или нечет.
А в храме согреть попытается пламенем воздух свеча,
слезой восковой сожалея о тех, кто не вечен.
Но, если не врал тот, кто праведно жил, не греша,
в финале скитаний тебя обязательно встречу:
во мне инвестиция вечной Вселенной – душа,
а это одно означает – мы, всё таки, вечны.
День погас, но будет «завтра», я любви читаю мантры,
время движет стрелки к часу новой встречи.
Света луч по струнам скачет. Я люблю, а это значит,
в этот миг я, как Христос воскресший, вечен. |
