Колдовал неуверенно гипнотизёр,
Словно демон метался по сцене...
Подставное лицо, его верный партнёр,
Засыпал как собака на сене.
Находясь в полупья, полусонном бреду -
Ротозеям потравливал байки.
Но когда демонстрировал, как на пруду
Кролем плавал в трусах и в фуфайке –
Зритель сразу почувствовал фигу в горсти
(сохранились советские гены)
Бесполезны уже (извини и прости),
И потребовал, тот час, замены.
Попросили меня, те, кто в первом ряду:
"Потрудись-ка, дружище, за славу!"
Уважая людей, поднимаюсь, иду
Под гортанные выкрики: "Браво!"
Восхожу на подмостки. Ликует народ.
Месмерист шепчет в ухо: – Усни, идиот!
Тычет пальцем в лицо, а на пальце кольцо
Дорогое, отличнейшей пробы.
Я конечно б уснул; посули мне отгул,
Отстегни "баксов" триста сперва на загул,
Но чтоб не было рядом зазнобы –
От неё отвяжись-ка попробуй!
Раз тринадцать уже он считает до ста,
Матерится, как грешник во время Поста,
И поносит меня изо всех падежей,
И сулит немоту и хворобу…
Я премного наслышан подобных вещей,
Я прошёл сквозь горнило прыщей и свищей...
Испугай-ка, такого, попробуй!
Месмериста лицо превращалось в пятно,
Смутно слышались музыка, песни...
Я катился, казалось, на самое дно,
Проникая в Морфея, как кварки в ядро,
Засыпая, как киса, на кресле.
Мне приснился конвой - пионерский отряд -
Из тринадцати юных и храбрых ребят.
Только странная штука, там каждый из них
Говорил за двоих, за троих…, семерых.
Опосля все тонули в ушате вина,
Восклицая: - Да здравствует наша страна!
Опосля из сугроба вставала рука -
Волокла, за язык, языка из Зэка.
Я берег в автомате последний патрон
И отпугивал стаи галдящих ворон
Резким матом своим оглашая окрест…
Вдруг пронзительным свистом наполнился лес.
И откуда-то сверху, из чаши Весов,
Слышу я металлический хор голосов.
Что-то давит мне грудь и сжимает бока:
"Эй, товарищ, проснись! Не валяй дурака!"
Открываю глаза, закрываю глаза...
И бежит по щеке облегченья слеза.
|
