Старинный петербургский дом. Зима.
Стекло и шелк. Под окнами – Фонтанка.
Кружится снег волчком. Мороз и тьма.
В гостиной растопили печь-голландку.
Воспоминания пропахли валерьянкой,
С оттенком чувственным духов Клема.
Дрожали огоньки свечей несмело
Брейк танцевали тени на стене,
И шторах. Печь трубой гудела.
Две женщины внимали тишине,
Бисквиты, шоколад, коньяк на дне,
И старые таро для дела.
Продолжим, - молвила, - взгляни,
Скелет, мертвец, дитя и старец.
Аркан сей сложен, ночи в нем и дни,
Конец, начало, смерть, и брачный танец …
Звонок, чужой, как в церкви иностранец,
Прервал на полуслове мудрости родник.
У аппарата, … вас не слышу я, ... алло! ...
Молчать хотите? Что же, ваше право.
В толк не возьму я, что на вас нашло?
Объелись белены или другой отравы?
Коль, вместо слов, сопеть по нраву,
То чудо речи мимо вас прошло!
Коротким вздохом разбудив беседу,
К столу присела, – Что за времена!
Сих робких вьюношей зови к обеду,
Вели подать во льду полдюжины вина,
Смущенья немота вином побеждена.
И грянет Speach, какого мир не ведал!
К полночи ветер стих и огоньки в печи
Подернул пепел, угли скрыв вуалью.
Склонясь вперед, как ездовой в ночи,
Княгиня уж спала, согревшись шалью,
Рука ее сквозь сон держала талью,
Как от сокровищ тайные ключи.
В три пробудилась. Повела очами,
Так, словно в разуме была едва.
Луна светила мертвыми лучами
Заворожив ее. Как дряхлая сова,
Крылом взметнула шаль вдова,
И голосом загробным простонала:
Твои друзья спешат? Ты слышишь?
Нет, черта лысого, молчание ягнят!
Их не страшатся даже в кухне мыши!
Княжна поникла, -- Кажется, стучат?
Да нет, дрова трещат, из кухни чад!
Дверь отворят? - Да, напрямую в ад!
Вдруг, с шелестом, марсельские таро
Вспорхнули, хороводом закружась,
Две выпали, танцуя болеро,
Одну мы видели - то Смерти князь.
Луна другая. Небесам склонясь,
На месяц выли в страхе пес и волк.
Листы сошлись колодою одной.
Налево -- Смерть, Луна – направо.
Ты никогда не будешь молодой!
Прими в подарок модный саван,
Я после жарких финских саун,
Век проживу с твоею красотой!
Стиль техно внес в сюжет поправки.
Княгиня взвыла, - Что за ерунда?
Блеснул Баярд в девичьей лапке!
Безмолвием явила знак беда,
Затвор на взвод. Рука вполне тверда,
И Золинген старинной правки.
Пальба и треск, и стоны, как на бойне
Но комментировать двух дам войну,
Я не хочу и промолчу спокойно.
Играть желаете? Удвоить на кону?
Взлетит она или пойдет ко дну…
Княгиня иль княжна? И кто покойник?
Наутро – оттепель. Тепло заныло флюсом,
Соленой слякотью сугробы потекли.
И пьяный психиатр, да санитар безусый,
Невскрытый труп зимы во двор перенесли.
А вдоль Фонтанки ведьмы две брели,
И матерились с декадентским вкусом.
Заговорили сипло – ты прости! Прощай!
Не помириться при таком раскладе.
Волына где? Бросай! А бритва? Вниз кидай!
Последний взор, от злости лихорадя,
Свой яростный оскал поярче напомадя,
Ну вот и все! Ступай, не искушай…
Густели сумерки, желтели фонари,
Дворы покорно в темноте скучали.
В тепле недуг сиротский до зари,
Вином лечили доктора печали.
Дом лишь одну надежду чаял,
Все прочие забыв и раздарив.
В углу, где грязь и пыль, из пластика ведро.
В нем ждут умелых рук марсельские таро.
|
