* * *
«А он мятежный просит бури,
как будто в буре есть покой».
Любил я по юности греблю
и нянькою был – братец мал,
и чтобы решить этот ребус,
балластом с собой его брал.
Семнадцать, а брату три года,
и тяга в «мятежный» покой –
быть птицей в лихую погоду,
летящей над самой волной.
Что больше – задора иль дури
«девятый» испытывать вал?
Я был, как частица той бури
и в пасти ее ликовал.
Движенья отточены строго,
в единстве – и мощь, и душа.
Надеялся часто на Бога,
но сам – никогда не плошал.
На ветер, под визг матерщины,
зевак, наблюдающих страсть,
бросался на лодке с вершины,
фонтаня беззубую пасть.
Под ветер – полет, а не гребля,
но весла сгибались, как лук,
и лодка летела по гребням,
как вниз по ступеням каблук.
Вихрь загнанным зверем метался,
звенело весло, как металл,
Господь, про себя, улыбался,
я вихрю в лицо хохотал.
Сливался с веслом и рекою
стихийностью бурь и труда,
и эта мятежность покоя
осталось во мне навсегда…
Эх, старость – гнилая карета,
а брат, очень странно порой,
глядит мне в глаза, как трехлеток,
когда я братался с волной.
|
