Ох, тяжело, ой, тяжело: чую я недоброе!
Знаю, он здесь! Обманывал же меня
Телеграммами ,,издалека"; коварное
Враньё взрастила, как мох для камня...
Ох, что ж это я за старое взялась?!
Здесь же сын по слухам проходил,
Пока буря от машин поднялась;
Надо искать, а я зло наговорила!
Ох, как бы самой не попасться – обстрел
Перерыл акров дедов ну очень много!
Не хочу, чтоб полей смертный тот удел
Как меня забрал, так и моё дитятко!
Скажи, Батюшка, что он здесь лежит
Весь в крови, контуженный, но живой!
Скажи, что обошёл его стороной бой!
Скажи, скажи! Скажи, что не убит!
Неужели... Нет. Нет, не может быть...
Нет, не поверю, не верю. Уууууу... Саша!
Сашенька! Будь ранен – будешь жить,
Вылечу! Не покидай, сыновья душа!
Сынок... Сынок, Сашенька, ты жив?
Знала, ты найдёшь погибель, как и они,
На полях с ружьём, лопатой протужив
Дни под градом... Горбатые басурманы!
За что вы остальных взяли? За что его?
Нет, не могли так взять и их убить вы!
Щупай, старуха, щупай, старая, суставы:
Может, Бог даст понять – жив он! Жив?
Нет... Он уже бледен, взрослое дитя...
Он никогда не поднимется с зарницы;
Он – как обморожённый самоубийцы,
Что прыгает в проруби зимой от горя.
Ни в сердце, как ранее, горячего биения,
Ни покалывания на шее, на запястьях...
Как он грязен от снега, крови! В трупах
Ему не лежать! Облокотись-ка об меня.
Вокруг так тихо, так много людей,
И он лежал, подорванный, средь них...
Кровопийца, дурак, псих ты, злодей,
Кто взял и решил судьбы их за всех!
Ууууууу... Горе мне, гнусавой бабке!
Потеряла я тебя, отдала на войну,
Старая карга! Знала же, что бойню
Не пережить тебе, Сашенька, сынок...
Да что уж там... Не переживу и сама...
Всех забрали... За что ты так, Боже?
Нет у нас, матерей, ни Родины, ни дома:
Внуки ушли на войну, и ты, Саша, тоже...
|
