Где синий свет прольётся тёмной ночью,
где не слышна ручья и речки песнь,
в глухом лесу, куда не ходят люди,
укроет под своим подолом ель,
обнимет, так прижмёт — мне станет больно
от жеста щедрого. В груди белеет щель;
но пусть раздастся хруст и я невольно
раскину руки в стороны, пав наземь перед ней.
Залившись горькими, солёными слезами,
но так же, как и прежде — всё не вслух —
не проронив ни слова, снова зарыдаю.
Простишь за это, леса буйный дух?
Холодный ветер мне растреплет косы,
смахнёт слезинки с щёк. И под луной
стоять, смотреть на россыпь белых звёзд я буду.
Когда придёт конец всему и мир умрёт?
Мне, я признаюсь, легче так не станет —
жива. Живу. И буду (хочу) жить.
А этой грозной смертью я сейчас играю.
Я помню, сколько в мире есть незавершённых дел.
И с первыми лучами солнышка над лесом
я побреду обратно, так себя и не простив:
«Отдай хоть толику своей несметной силы
просить и плакать на плечах других».
|
