Над пропастью, приветливо, с надеждой в рукаве,
Прижавшись к облакам, на дне которых небо,
Я радостью застыл тогда, как и теперь,
Без тяжести сомнений, и выбора, и веры.
Там, подо мной, куда лучи, врезаясь, мир творят,
Оскал земли, слезами омываясь, меркнет,
А я над ним застыл, как и светила, что горят,
И каждый раз, сгорая, меня лишь только греют.
Нет рук, нет тела, в мантии из ситца лишь душа,
А в рукавах из облаков кудрявых вышитые крылья.
Земля остывшая погибла, не её вина,
Мы помним всё, как всё происходило.
Природой, озаривши лишь однажды пустоту,
Под ярким солнечным теплом и влажным ветром,
Взгляд человека, преломивши темноту,
Вцепился в жизнь, стал грандиозным, полноценным.
Путь, не длинней творения, обязан быть конечным,
Вошёл всё в ту же пустоту, откуда был начат.
И не нашлось для нас спасения и вечного,
Как тех, кто так привык, рождаясь, умирать.
Застыл над сферой мёртвой, когда-то, называвшейся землёй,
Любовь к ней держит и воспоминания.
В моей душе достаточно того,
Чтоб никогда она не оставалась без названия.
Мы помним всё, как всё происходило.
Любовь к тебе со смертью человека, как вида, не погаснет.
Мы живы до сих пор, но только лишь другие,
Наши тела с тобой, а память наша о тебе осталась с нами… |