От стеклянных, от дверей, и почти до зала
Ярким пламенем горит на полу ковёр.
«Мама милая моя…» - Валька прошептала.
Знать по нём бы что идти – ноги бы обтёр.
И гляжу, все - по нему. Ну и мы - не хуже.
Только вот подмышки вдруг начали потеть.
Сердце в рёбра - кулаком – просится наружу.
Будто в самолёте я, только б - долететь.
Ну, а чтоб, в себя придти, прямиком - к буфету.
И воркуем под коньяк, словно голубя.
«Вань, а ктой-то там висит, на больших портретах?»
«Это их доска почёта, дурочка моя.
Ты талон от гардероба спрячь поглубже в сумку.
И не пей так много «Колы» – три часа терпеть».
«Ты такой солидный, Вань. И подтянут в струнку.
Только, как там дома-то? Знать бы, поглядеть.
Ой, ты только посмотри – люстра-то какая...
А билеты, Вань, на память надо бы сберечь.
Это сколько ж лампочек, в люстре, мать честная.
Всей деревней за сто лет нам бы их не сжечь.
Странный, Ваня тут народ – шёпотом бормочут.
Непривычно как-то всё и на нас глядят.
Не по нашему, вон те, слышишь, как лопочут.
Сразу видно, иностранцы – пьют, а не едят.
Только, вот душа моя, прямо изболелась.
За корову, да за всё, ох Ванёк ты мой.
Как в чужие сани я ненароком села.
Ну его, театр-то! Едем, Вань домой».
|
