Сверкают искры снега под копытом,
Саней промчавшихся уж тьма.
Обычаи в селенье не забыты.
Конец зиме, вот-вот придет весна.
Блинов румяных - аж столы ломятся,
Кусочки масла плавятся на них.
Не только ими угощают чужестранца,
Показывают стародавний быт.
- Я слышал, блины - символ солнца?
- Ну как сказать, это еда поминок.
- Поминок? Что же поминают?
- Марену, всемогущую богиню.
Бои кулачные, частушки, хороводы.
На Масленицу тут и там костры горят,
Вся площадь - место яркого раздолья.
В тулупах люди, валенках, платках.
На столб взбираются высокий
По пояс голы мужики.
Не страшен ни мороз, ни холод.
Призы тому, кто страхи укротит.
- И каждый год гуляете масштабно?
Большая ярмарка, костюмы-раритет?
- Для нас сегодня важный праздник.
Приоткрываем в царство смерти дверь.
- Откуда женщины идут те, молчаливы?
Не с кладбища ли? - удивился человек.
- Все верно, мёртвых тоже накормили.
Почившим памяти даем обет.
Ведь не забавы это, дело свято.
Духов задобрим, мёртвых мы почтим.
Родятся все здоровыми ребята
И браки молодым так подсластим.
Богатый урожай поднимет каждый,
А старики дотянут до ста лет.
Ты у виска покрутишь, скажешь: сказки?
Который год все счастливы, поверь!
- Когда же чучело наряжено запалят?
- Ты не пропустишь, гость наш дорогой.
Пока же веселись, день славный,
А чаю сделай-ка еще глоток.
- Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
Глаза открыл - никак он не поймёт:
Заснул или сознание утратил?
Вокруг него весёлый хоровод.
Он в центре площади и высоко.
Взгляд опустил и попытался крикнуть.
Не чучело палить собрались, а его.
Конечности привязаны, а в рот тряпье набито.
Мужчины, женщины и дети,
А с ними будущие мамы, старики.
Безумно молятся Марене
И жертву предлагают за грехи.
Пылает хворост, печёт в ноги,
Несчастный жалобно мычит.
Гораздо проще чужой болью
За счастье личное платить.
Мужчины, женщины и дети,
А с ними будущие мамы, старики.
Безумно молятся Марене
И жертву предлагают за грехи.
Пылает хворост, печёт в ноги,
Несчастный жалобно мычит.
Гораздо проще чужой болью
За счастье личное платить.
|