Самое страшное в ней — голливудский финал. Золотые пломбы и запонки.
Что и является идеалом попсы во всех ее видах: в немом и звучащем.
Кремовый торт, увенчанный гробом из свежего теста с глазурью колоколов.
Фальшивые слезы и трауры. Как будто готовят к съедальному пиру,
к скормлению новое место пустое. Бывают еще запестревшие флаги,
знамена поникшие, выстрелы под псевдонимом «салюты»,
речи отчаянных дуболомов в штатских костюмах, а паче — в мундирах,
общая скорбь под копирку, а далее Шизнь засыпает
шизиков лишних суглинком разрыхленным; дальше на титрах
действующие фигуры туда да сюда ковыляют, влево и вправо. Втыкается крест
(мне почему-то всегда мерещилось: в сердце покойнику),
и шебуршат себе дальше мессы подобные. Кладбища — что муравейник!
Плавятся по крематориям пломбы, и запонки, и ордена.
Шизнь на исчезновение массы не обращает внимания,
словно крутой режиссер на замену статистов.
Мотор! Мотор!
28.09.2024. |
