(поэтический трактат с прологом и эпилогом)
Пролог
День восьмое марта – праздник старый,
Жив с начала века аж того…
Связывают с Розою и Кларой
Люди появление его.
Нынешние детки вряд ли знают
О суровых судьбах этих тёть.
Ведь не зря же молодь называют –
«Общества отрезанный ломоть».
Дабы интерес разжечь их, деткин,
Я хочу раскрыть, как добрый друг,
Кто ж на самом деле были Цеткин
И её подруга Люксембург?
* * *
То, что Люксембургшу звали Розой,
Не забыли многие пока...
Этот факт всосали с первой дозой
Мы ещё грудного молока.
А на самом деле, при рожденьи
Нарекли Розалией её...
Но пришлось, чтоб скрыть происхожденье,
Имя ей кастрировать своё.
Эх, была б красавицею Роза...
Ну, а так ни девка, а скандал.
Ни один мужик, пока тверёзый,
На неё, подлец, не западал.
Лишь потом, когда её карьера
В рост пошла подобием ботвы,
Спелась Роза с Йогихесом Лео –
Неким эмигрантом из Литвы.
Прикрывая блуд свободой нравов,
Тот отвёл подруге роль слуги...
Сам гулял налево и направо,
Неустанно пудря ей мозги.
Лет шестнадцать длилась эта сага,
Будоража Розину судьбу,
Но ни с чем осталась бедолага...
И переключилась на борьбу.
Хоть и впереди пошла «обоза»,
Но к мужчинам страсть была в крови...
И сошлась однажды наша Роза
С адвокатом Паулем Леви.
На двенадцать лет её помладше
Был он – той эпохи Микки Рурк!
Вот и снова женщиною падшей
Вскоре стала Роза Люксембург.
Впрочем, их негаданному счастью
Очень быстро наступил конец...
И последней Розиною страстью
Стал совсем уж юный сорванец.
Более того – сынок подруги...
Вот такая штука, эта жизнь!
………………………………….
Ну, а мы, тем самым, без натуги
И до Клары Цеткин добрались.
* * *
Клара ревновала к Розе сына,
Даже прервала с подругой связь.
Хоть сама всю жизнь ждала блондина,
И однажды всё же дождалась...
Но, не нарушая хода пьесы,
Я вернусь в период тот, когда
Клару Цеткин звали Кларой Эйсснер.
Чьей национальности?.. Ну, да!
Жизнь её могла б, как у принцессы,
Счастьем быть и радостью полна,
Если б эмигранта из Одессы
Как-то раз не встретила она.
Образ жизни вёл он большевистский,
Был гоним, и видимо не зря,
Но в глазах вчерашней гимназистки
Чем-то вроде стал поводыря.
Осип Цеткин – так мужчину звали.
Пусть на вид не весть какой «клиент»,
Но по мощи умственной едва ли
Осипу нашёлся б конкурент.
Клара хоть была в любом вопросе
Позади на целое копьё,
Но взяла фамилию у Оси
И увековечила её.
Те же, кто умом владеют цепким,
Возразят: «Позвольте, господа!
Чё ж она назвалась Кларой Цеткин,
А не Кларой Цеткиной тогда?»
Тешась псевдонимом этим редким,
Уповать мы можем лишь на то,
Что ещё не «Клара Табуреткин»
Было ею прозвище взято.
В браке-то она не состояла
С отпрыском известных всем кровей,
Что, однако, ей не помешало
От него родить двух сыновей.
В общем, было всё у них не худо,
Хоть хватало поводов для слёз,
Жизнь текла размеренно, покуда
Осю не прибрал туберкулёз.
Длилось одиночество недолго:
Вскоре Клара, с горя не своя,
Совратила Цунделя Георга,
Что годился оной в сыновья.
Он был младше Клары ровно вдвое
(Ей успело стукнуть тридцать шесть),
Но не только сдался ей без боя,
А ещё терпел её Бог весть
Сколько лет... Хотя вознёй мышиной
Их союз едва ли назовёшь.
Но сорокалетним став мужчиной,
Всё ж Георг ушёл к красотке Бош.
* * *
Вот такими были судьбы женщин,
Подаривших миру восьмимарт…
Я не увеличил, не уменьшил
Ничего в рассказе, впав в азарт.
Проглотив (надеюсь, что не к ночи)
Эту поэтическую муть,
Думаю, читатель мой захочет
Знать, как их земной прервался путь?
* * *
Каждая в свой срок почила в Бозе,
Преуспев в политике зело,
Только по сравненью с Кларой Розе,
Безусловно, меньше повезло.
Ярый враг любых инсинуаций,
Хоть во сне готова на протест,
По следам одной из демонстраций
Загремела Роза под арест.
Думала всё будет шито-крыто,
Вроде не такой уж криминал...
Но была прикладами забита
И в Ландверский сброшена канал.
Весь канал прошарив на буксире,
Всё ж смогли поднять её со дна…
Вскоре (через месяца четыре)
Люксембург была погребена.
А в том месте, где большая клизма
Подвела трагический финал,
После избавленья от фашизма
Установлен был мемориал.
* * *
Ну, а Клара, сколь не колесила,
Целый воз успев сносить штиблет,
Умерла не где-то, а в России,
В возрасте семидесяти лет.
Как и все советские святыни,
Что чужды сегодняшней стране,
Прах её покоится и ныне
В самой нашей знаковой стене.
* * *
Ну, и в заключение трактата
Рассказать мне надобно, небось,
Как же появилась эта дата,
Что мужчинам словно в горле кость...
В том году, когда ещё «Volkswagen»
И не начинал победный старт,
Как-то на тусовку в Копенгаген
Посъезжался женский авангард.
Обсуждали собственные шашни,
Крыли всех смазливеньких девах.
Клара Цеткин тут возьми, да ляпни:
«Что-то ущемляют нас в правах…»
Тут же, кто страшны и толстозады,
И не могут жить без париков,
Как давай орать: «Достали, гады!
Жизни нет от этих мужиков!
Мир для них – один большой заказник!
Мы же тоже люди...» Бла-бла-бла...
В общем, порешили – нужен праздник!
Но какого месяца? числа?
Вспомнив фабриканток из Нью-Йорка,
Учинивших марш пустых кастрюль,
Роза Кларе: «Чё там думать долго?!
Славный день для праздника... А, хуль?..
Что там было? А! восьмое марта!
Пусть и будет нашим женским днём!»
Так взвилось подобие штандарта
Над убогим бабьим кораблём.
Эпилог
И с тех пор, шокируя покроем,
Заводя походкой от бедра,
Женщины шагают ровным строем
И берут без штурмов города.
Пусть под их изысканным давленьем
Мы ещё не вымерли, как класс,
Но по всем фронтам и направленьям
Слабый пол теснит нещадно нас.
Вот уже и выглядим мы куце,
И полно лысеющих голов...
Но мужчины всё же не сдаются –
Бьют «врага» со всех своих стволов!
Больше века длится поединок...
Что там Сектор Газа и Бейрут...
.......................................................
Ладно, всё! Пока! Пора на рынок,
А не то букеты разберут… |
И концовка не подкачала! 
Автор! 