Земля к себе манит зеленой шерсткой,
И тянет прикоснуться к ней рукой,
Но навсегда утратил я покой,
Тревога с нежностью сплелись в ударе хлестком.
Стал груб, противен каждый жест и звук,
И кажется дыханье слишком громким.
Я встретил злую хрупкость камнеломки
В прозрачной коже этих бледных рук.
Арктический цветок живет минуты,
Пробившись сквозь столетья мерзлоты,
Смеются хрупкие, холодные цветы,
Не погибая лишь назло кому-то.
Но потому им не найдешь замены,
Чего не снилось лепесткам роскошных роз,
Которые, поддерживая спрос,
Скупают сотнями подругам бизнесмены.
Да что там эдельвейсы? Орхидеи?
Они приелись всем романтикой пустой.
Лишь этой нежности, всесильной и простой,
Мне не найти роднее и милее.
Но потому не смею подойти,
Ведь навредит малейшее движенье,
А больше мне такого наважденья
Ни в жизни, ни в посмертьи не найти. |
