Нет, теперь-то уже, конечно, этот приют обрел официальный статус детского дома, и наверняка прикреплен к какому-нибудь фонду, я уверена.
Но на тот момент он был в неопределенном положении некой стихийной саморазвивающейся структуры и, видимо, ждал своей участи.
Все началось с того, что, выходя из храма, я увидела вывешенное там объявление о том, что детскому дому по соседству нужны настольные игры, вещи для мальчиков от двух до пятнадцати лет, и книжки. Телефона не было, но был адрес, и на следующий день я, собрав все, что можно было собрать, плюс всякие варенья, соленья, компоты, фрукты и прочее, взяла такси и поехала туда. Я увидела неотремонтированное, но вполне вместительное здание, стоящее в живописном неухоженном палисаднике. Была условная ограда с калиткой, которую никто не охранял. Вход был открыт, и я со своими неподъемными сумками вылезла из такси, и, оставив сумки на улице, пошла узнать, что и как. Навстречу мне выбежали несколько мальчишек. Объяснила, что привезла игры, книжки, вещи и сласти, сумки мгновенно были подхвачены и унесены внутрь, меня тоже проводили туда. Внутри были обшарпанные стены, два проваленных дивана, разбитое пианино в огромным холле с грубо сколоченными обеденными столами. На них стояли разнокалиберные чашки, тарелки с печеньем и кусковым сахаром. За столом сидели пятнадцать или двадцать мальчиков совершенно разного возраста. У ребят был полдник, пригласили к столу, но решила отказаться – еды и так было немного. «Мама, ты что – нельзя отказываться, если тебя зовут трапезничать», – прошелестел чей-то голосок, резанувший меня словом «мама».
Я ошарашенно села за стол, и тут же появились мои фрукты, компоты, варенья и вкусности, разложенные по тарелкам, стол стал заметно богаче. Дети кинулись к угощенью, но строгая тетенька осадила их. В эту минуту зашел священник, с которым встречались в храме и прочел молитву. Все дети читали стоя вместе с ним, я придурковато молчала, потому что не знала слов. «Мама, почему, ты не ешь? Надо угощаться, а то нехорошо», – повторил тоже голосок, я резко обернулась и увидела мальчишку. Ему было лет пять-семь, он был очень, очень худенький, глазки не были сфокусированы, поэтому я не могла понять, смотрит он на меня или нет. Он залез ко мне под руку и стал грызть сушку, обмакивая ее в варенье.
– Как тебя зовут, мой хороший? ¬– спросила я.
– Я – Лёня, а ты – мама, – несколько раз уверенно кивнул головой мальчик. Меня ударило током, абсолютно не была готова к таким испытаниям. Ни пить чай, ни есть я не могла. Попросила ребят постарше отвести к директору или к любому администратору.
Директором оказался невысокий мужчина с усталыми и мудрыми глазами, на его столе стояла чашка чая и блюдце с моим вареньем. Я спросила, что еще могу сделать для детишек. Он тяжело вздохнул и сказал, что они рады любой помощи, потому что пока их статус не определен официально, они собирают мальчишек, которые оказались в тяжелой ситуации – из подвалов, с вокзалов, из заброшенных домов и пытаются их хоть как-то социализировать. Нужны няни, воспитательницы, учительницы - кто угодно, готовый помочь. На тот момент я как раз не работала, и неожиданно для себя предложила заниматься с детишками английским. Директор, которого тут все звали папой (а любую женщину из персонала – мамой), сказал:
– Прошу Вас, не обольщайтесь, дети очень сложные, с поломанными судьбами в их возрасте. Они лживые, жестокие, недолюбленные, брошенные, преданные всеми. У каждого – свой опыт выживания, и не самый простой. Будьте реалисткой, не верьте им, не включайтесь в жалостливые истории, а, главное, не оставляйте сумку без присмотра.
Попросила – нельзя ли, чтобы меня не называли мамой, но он казал, что здесь такая традиция.
– Вы попробуйте прийти пару раз, потом вам все станет ясно, и мы поймем, если вы откажетесь.
В полном ауте пошла вниз, в сопровождении нескольких ребят. Среди них был Лёнечка, который крепко держал за руку и требовал обещания прийти еще. Но я вовсе не была уверена. Я пребывала в полном шоке, если честно, мозг взрывался, и сильно потряхивало. «Мама, а когда ты придешь? Завтра? В понедельник? Во вторник? Приходи, мы будем ждать» – сердце рассыпалось на миллион осколков. Донести пустые сумки и поймать такси вызвался Максим.
Максим был взрослым, красивым и ухоженным парнем лет пятнадцати, одетым в дорогие фирменные вещи. Папу Максима посадили за сбыт наркотиков, бабушка лежала в больнице, а мама исчезла в неизвестном направлении. Максим обладал дорогим телефоном, ноутбуком, плеером и трезвым взглядом на происходящее. Провожая меня до такси, он попросил: «Если вас не затруднит, вот имейл - это американская семья, которая хотела меня усыновить, напишите им, спросите, что и как. Я здесь, ясень пень, не останусь. Мне нужна хорошая другая жизнь. Если не получится, я все равно сбегу, просто чуть позже, надо оклематься!»
Я написала приемным родителям, но они, плавая в реверансах, сказали, что Максим слишком взрослый и никак им не подходит, не смогла ему сказать об этом. Максим сказал, что, если буду преподавать у них английский, он будет лучшим учеником. Так и было, потому что он твердо знал, чего он хочет. Он был единственным, кто не называл меня мамой.
В моей группе был Паша, который, по сути, был старостой, всех гонял, строил, и дико боялся, что я уйду. Паша жил некоторое время в подвале с собратьями по несчастью и двоих из них притащил в детский дом. Ему было тринадцать лет, и он знал о жизни ровно в пять раз больше, чем я.
Еще в группе был Саид. Ему тоже было тринадцать. Несколько месяцев жил на вокзалах, и что ему пришлось пережить, я могу только догадываться. Саид вгрызался в обучение, как сумасшедший, и не обладая талантами, он брал хваткой и целеустремленностью.
Другим моим учеником был Сережа. Мама и папа Сережи сидели в тюрьме, бабушка и дедушка умерли. Сережа был очень ласковым и старательным мальчиком, хоть и не обладал особыми талантами.
Паша привел друга Валика. Валя был из тех, о ком говорил директор, что надо блюсти сумку. В первый день у меня пропали сигареты и сто рублей, я подумала, что забыла сигареты дома, но Паша с Сережей разоблачили похитителя, и хотели его жестоко побить, но я удержала.
Было еще несколько хороших способных ребят, которые очень старались.
И, конечно, невзирая на неподходящий возраст, всякий раз в группу приходил Лёнечка, не попадая глазами никуда, и волоча за собой тяжеленный рюкзак. Лёнечка не понимал заданий, и я каждый раз давала ему специальные уроки – найти буквы, выучить пару строк, написать слова. Он делал это с таким рвением и страстью – дергал за рукав, спрашивал, все ли хорошо, так, что все мои ученики громко его хвалили.
Директор строго запретил приносить игрушки, мотивируя тем, что дети передерутся, но я придумала конкурс с призами и игрушки все же принесла. Каждому досталась чудесная игрушка, и, кроме того, шоколадки, которые я попросила разделить между всеми. Лёнечке достался мишка с конфетами в мешке, и он, долго глядя на него, вдруг заплакал.
–Что, милый? – испугалась я.
–Он отдаст конфеты и ничего не останется! – рыдал Лёнечка.
–Ничего, – утешала я, – мы еще принесем. И принесла.
Я пришла к директору и попросила отвести ребят погулять и сходить в боулинг; было дико, что дети ничего не видят, кроме школы и церкви. Он долго думал и все же согласился. Мы пошли в парк. За время прогулки мы чуть не потеряли Валика и Сережу. Но они вернулись. В боулинге мы потеряли Пашу. Максим снисходительно сказал, что я очень наивная. И если бы он так меня не уважал, то свинтил бы тоже.
Саид побил все рекорды в игре, но жался ко мне, как теленок, потому что очень боялся потеряться. Лёнечка кидал шар при поднятых бортах и ликовал, что всегда сбивает кегли. После нахождения сбежавшего Паши, я психанула и закурила. Паша сидел рядом, обнимал меня и говорил:
– Мам, ну Павелецкий вокзал – вотчина моя, бес попутал, прости, я ж ненадолго. Кстати, ты вот куришь, а я курить в десять лет бросил! Я смог, и ты сможешь!
Я чуть не дала ему по башке, как только представила, что бы от меня оставил директор, если кто-то из них убежал бы.
Заказав море попкорна и кока-колы, которые строжайше запрещал директор, смотрела, как дети отрывались и кайфовали, и чувствовала угрызения совести.
– Мама, я всегда хочу быть с тобой и ходить в болин, – сказал Лёнечка, прижимаясь ко мне. Сердце мое разрывалось.
Придя домой, я бросилась к мужу с просьбой взять Лёнечку, на что он резонно ответил, что… первое, второе и третье…. «Ну хотя бы на выходные» – молила я. «Душа моя. Мы всегда в ответе за тех, кого приручаем» – озвучил он известную цитату.
Однажды я пришла на урок, но директор сказал, что в школе ветрянка и поэтому карантин. С сожалением оставив все игрушки на конкурс, отправилась домой.
На следующий же день мой сын заболел ветрянкой, которую я принесла из детского дома. Он горел в температуре, а я, мучаясь комплексом вины, молилась о том, чтобы всё обошлось. Рисовала ему зеленкой жирафиков и тигрят, читала его любимые сказки, поила целебным чаем, обещала себе, что никогда больше не пойду в детский дом, чтобы не приносить в жертву другим детям здоровье моего собственного сына.
Через три недели сын поправился, а через месяц я вышла на работу. В выходные повезла ребятам английские книжки. И конфеты. И печенья. И зефирки. И кучу игрушек. Мне сказали, что занятий не будет, а еще, что Максима забрала мама, которая вот-вот выйдет замуж за иностранца. Паша сбежал. А у моего любимого родного Лёнечки нашлась тетя, которая забрала его в Томск.
Так и закончилось мое участие в судьбе ничьих детей, но сколько бы времени ни прошло, где бы я не была и что бы не делала, они всегда в моем сердце и в моей памяти. Максим. Паша. Сережа. Саид. Валик. И, конечно, Ленечка - как он там, дорогой мой?
До слез...
Спасибо, Марина.
Читала и спрашивала себя: чтобы ты пожелала, если бы тебя поставимли перед необходимостью работать в детском доме?
Наверно только одно: чтобы детских домов, как и домов престарелых не было. Чтобы каждый ребенок и каждый старик жили бы в хорошей, любящей и ВНИМАТЕЛЬНОЙ семье.
Любить и быть внимательным не одно то же.
Но это, наверно, из области фантастики, увы...
Особенно сейчас в мире, где льется кровь, сиротеют дети и остаются без присмотра старики.
Есть хорошая песня В.Кикабидзе: "Там не бьют стариков, не стреляют в детей"
Есть ли где на свете эта правильная страна, о которой он пел?..
Вряд ли...
Марина, рассказ написан так, что у меня слёзы выступили. Такая тема оставит равнодушными лишь бездушных людей. Горько от одной только мысли, что маленький человек может быть брошен на произвол судьбы.
Жаль, что след Лёнечки потерялся... Прекрасный, трогательный рассказ... Думала почему-то вчера о судьбах бедных деток, особенно сейчас хочется помочь...
Искала в интернете, может пригожусь в помощь и не нашла...
Тема очень тяжёлая. Тут уж не до литературных изысков, но, всё равно, написано хорошо, искренне заинтересовано. Если хоть кто-то откликнется и чем-то поможет, уже хорошо. Автор из числа откликнувшихся, за это ему большая благодарность. И за рассказ, вызывающий сопереживание.
До слёз... очень сильно. Спасибо, Мариночка!