На мне ветровка оттенка «оптимизм, переживший три подъёма и одно моральное падение», под ней — розовый свитер, идеальный для селфи и совершенно бессмысленный в битве с горным ветром. Светлые волосы, когда-то аккуратно заплетённые в косу, спустя два часа похода, превратились в художественный хаос, достойный экспозиции «Экспрессия паники».
А вокруг — страшно красиво. Красота такая, что хочется извиниться перед каждым камнем, каждым деревом и небом лично за то, что внизу, в цивилизации, я когда-то называла «красиво» фотозону возле торгового центра. Горы громоздятся, как древние исполины. Ели стоят неподвижно и грациозно, так и хочется им прошептать: «Простите, что в городе я вас игнорировала ради бетона».
Пейзаж — эстетический ультиматум. Природа такая бескомпромиссная и вызывающе великая, что чувствуешь себя не искателем новых троп, а случайным персонажем в эпическом романе. И тут ты — в свитере, в нелепых кроссовках, с косой в состоянии «шторм начался», и тебе одновременно хочется плакать, смеяться и выпить чай под звёздами.
— Иришка, ты готова? — спросил друг, с видом человека, которому вершины клянутся в любви. Высокий, жгучий брюнет с глазами цвета горячего шоколада. Ноги у него — длиной в надежду, а походный рюкзак вместительный настолько, что казалось, он несёт не только провиант, но ещё моральную поддержку, камни и пару книг по философии.
— Готова, конечно.
Почти. Если не считать тот момент на отметке 2500, когда я чуть не сдалась и не стала местной легендой: «Здесь блондинка хотела вызвать «Яндекс-такси». Горы наблюдали за этим спектаклем. Кажется, одна ель даже посочувствовала мне.
Горы Кыргызстана — не просто дивный ландшафт. Это богемная декорация для внутренней трансформации. Снежные вершины вздыхали в облаках с таким благородным пафосом, будто это они, а не я, недавно пережили личную драму. Озёра отражали небо яснее, чем мои мысли в понедельник утром. А в понедельник, как известно, я почти святая.
Воздух был настолько кристально чистым, что казался дистиллированным. Мои лёгкие, привыкшие к городскому аромату асфальта, вдруг решили, что это подозрительно. Я задыхалась. Странно, но в стерильном величии — ни пылинки, ни выхлопа — дышать было сложнее, чем в лифте, полном чужих духов. Конечно, всё объяснимо. Чем выше мы поднимались, тем ниже становилось атмосферное давление, а с ним и парциальное давление кислорода. По сути, кислород был, просто играл в прятки с моим организмом. Лёгкие хватали воздух, как восторженный турист хватал панорамные фото. Я взволнованно и смиренно смотрела на горы снизу вверх. А горы глядели свысока, и даже моё кислородное отчаяние казалось им банальным.
— Ты идёшь как ёжик в тумане, — с ухмылкой сказал друг, который уже мысленно взобрался на вершину, написал там мемуары и продал права на экранизацию.
— А ты как реклама батончика: «всегда бодр, всегда в форме». Скучный ты, в общем, — буркнула я, отдуваясь так, будто тащу вверх не свои бёдра, а весь внутренний мир с накопившимися вопросами.
Смех помогал нам преодолевать километры и меня, ворчащую при каждом подъёме. И чем выше мы поднимались, тем чётче я понимала: мой друг — не человек. Это спецагент позитивного мышления, которого тренировали на курсе «Как не убить нытика в горах».
Ала-Арча осталась позади, прекрасной главой, написанной изящными мазками ледников и шёпотом елей. В заповедном парке природа устроила выставку своей лучшей версии: бирюзовые потоки реки, хвойный аромат, заснеженные пики, которые выглядывали из сказки, чтобы убедиться, что мы действительно пошли туда, куда собрались.
Днём солнце в горах властно простирается над хребтами: сверкающая трава, белые жилы камней, стремительные ручьи — всё замирает под его теплом, подчиняясь древней тайне огня. На высоте 3500 метров я остановилась. Не просто устала — меня поглотила тишина. Передо мной — Пик Семёнова-Тян-Шанского, грозный гигант высотой в 5816 метров, увитый снежными заклинаниями и мифами. Гора не говорила словами, но я слышала: «Ну что, блондиночка, решишься?»
Решилась. Мы взбирались как титаны… ладно, мой друг — как титан, а я — как титановая ложка, гнущаяся от эмоций и перепадов давления. Я шла, спотыкаясь о свои мысли. Но с каждым шагом мне становилось яснее: это не только восхождение. Это проба жизни на подлинность. Словно сама Земля проверяет: «Эй, ты точно жива?»
Когда мы наконец добрались до отмеченной точки, дыхание стало редким, а чувства громкими. Перед нами — мир, поставленный на паузу. Граница между небом и землёй размылась акварелью в потоке ветра. Реальность прислушивалась к нам. К нашим шуткам, к искренности, к сердцам, которые бились чуть громче, чем обычно. Реальность влюблялась в нас, а мы в неё. Это была моя первая высота, и я гордилась собой.
— Знаешь, ты не такая уж и нытик, — сказал друг, усталый, но счастливый. Этот поэт отвесных стен всегда умеет поддержать.
— А ты не такая уж и реклама батончика, — улыбнулась я, скрывая отдышку, которая была эпизодом целого сериала.
И знаете что? Мы не просто покорили гору. Мы покорили свои страхи, свою лень и мою абсолютную неспособность выбирать удобную обувь.
Чуть позже, на закате, когда горные вершины уже начинали говорить тенями, я заметила её. Скала без имени, без табличек, без хэштегов — немного в стороне, скромная и при этом величественная. Она ждала не поклонения, не внимания, а человека, готового её почувствовать. Персонаж, который неожиданно появился в сюжете, но при этом всегда был здесь.
Мы взобрались. Почти не думая, почти на автомате. И вдруг я ощутила не поверхность, а пульс. Под подошвой ритм земли, в груди прилив энергии. Воздух стал густым, но уже не тяжёлым. Меня обвила тишина, насыщенная гармонией и вдохновением. Это было моё место силы. Не в метафорическом смысле, а в прямом: каждая клетка тела отзывалась на него. Пространство говорило моим именем. Где-то глубоко вибрировала именно моя частота, и всё вокруг подпевало. Скала принимала, исцеляла и приветствовала без слов: «Ты пришла. Теперь — живи».
Я стояла растрёпанная, уставшая, с ощущением, что в моих венах отныне течёт горная река. Между лопатками мурашки, не от холода, а от благодарности к природе. Я смотрела на мир с тем спокойным трепетом, который приходит только после преодоления. Друг был рядом. Он не спешил говорить. Только смотрел. В его взгляде — и усталость, и нежность, и тихое восхищение. Улыбка появилась не сразу, а медленно сложилась из всех прожитых сегодня эмоций. Он вытянул руку, ласково коснулся моего плеча. С помпезностью горного заката, он сказал:
— Ты — хозяйка горы.
И в тот момент я поняла важное. Да, возможно, я не альпинист и не богиня выносливости. Но я здесь. И это — моя вершина.
И вот, после всех высот самопознания и откровения, начался спуск. Это не столько про дорогу вниз, сколько про возвращение к себе, уже обновлённой, чуть более свободной, чуть менее обременённой от глупых мыслей. Каждый шаг отзывался эхом усталости, но я безропотно шла. На середине пути мы присели у камней, ещё горячих от дневного солнца, и заварили чай. Простой, чёрный, терпкий, но на этой высоте он стал эликсиром. Мы молчали. Не потому, что нечего сказать, а потому что всё было сказано взглядами на вершине, дыханием в тишине и тем моментом, когда он назвал меня хозяйкой горы.
15 лет. Столько длилась наша дружба до этого дня. Она всегда была крепкой. Но здесь, среди пиков и льда, она обрела новую значимость. Не просто «знаем друг друга давно», а прошли вместе сквозь ветер и облака, поднимались вверх, ворчали, смеялись, и оставались рядом. А когда мы снова увидели лес, уже знакомый, уже домашний… я поняла: та гора теперь в нас. И мы в ней. Все шутки, нытьё, улыбки, чай и поднебесье сохранятся в наших душах. Навечно.
