Мы были распределены по колонам. Мы – это люди, которых сегодня схватили и попустили через конвертер-рамки. Женщины, мужчины, дети… Всех, кого удалось найти и взять в плен. Затем началась погрузка в транспорт…
Раннее утро
Покачиваясь, старый автобус медленно тащился по проселочной дороге. В зарешеченные, лишенные стекол окна, проникал туман, через который еле проглядывались деревья. Белесая дымка обволакивала несчастных людей влажным холодом, принося с собой еще больший страх, еще большее смятение в их души…
– Как вы думаете, куда мы направляемся?
Я отвлекся от своих невеселых дум и повернулся к спросившему. Это был довольно пожилой человек – он сидел через проход от меня возле окна. Старик достал платок: – Глаза не выдерживают холодного воздуха и поэтому постоянно слезятся.
– Думаю, что в адапт-центр. В этой стране все дороги ведут только туда.
– Да, да, я знаю об этом не понаслышке, но… просто обратил внимание, что нас посадили в отдельно стоящий автобус, а остальных затолкали, словно кильки в банку, в крытые армейские грузовики. Нас везут не туда, куда остальных – на перекрестке наш автобус свернул направо, а колонна ушла прямо. Я поэтому и спросил.
Я обернулся, обвел взглядом полупустой салон и, неопределенно пожав плечами, отреагировал на реплику собрата по несчастью: – Возможно, в ваших словах есть доля правды…
– Позволите присесть рядом с вами?
– Да, конечно!
Старик перебрался ко мне и протянул руку для знакомства: – Я бывший учитель истории в младших классах. В старших, преподавал право… Меня зовут Михаэль Маер.
– Петер Эртон. Тоже из бывших. Строитель.
Маер грустно улыбнулся: – Сейчас ко всему можно применить приставку «бывший». И… самое страшное, даже к человеку. У меня ведь никого из родственников не осталось – все прошли через проклятую рамку. Теперь эта напасть коснулась и меня. Я обитал в заброшенном доме со своим единственным другом – собакой. Они пришли поздно вечером… Чарли их услышал первым. Стал рычать и показывать зубы – на большее он был просто не способен. Пес был таким же старым, как и я… – Михаэль тяжело вздохнул. – Перекоды набросили на него веревку с петлей и забили палками до смерти просто на моих глазах. Говорят, что человек может привыкнуть ко всему, даже к жестокости. Как к ней можно привыкнуть? Скажите, ну как? Знаете, Петер… Все, что происходит сейчас с нами, с другими людьми, похоже на раковую опухоль: начинается все с малого, а заканчивается, в большинстве случаев, летальным исходом. Меня очень угнетает чувство безысходности и страха… Он парализует волю, он парализует силы и мешает сопротивляться… Тут ничего не поделаешь, – старик опять протер глаза. – Повсюду огромная серая масса псевдо людей. Через некоторое время мы станем точно такими же. Я, еще до всех этих событий, хотел издать книжку об устройстве государства… Совершенно новом устройстве… Но труд так и остался в черновиках. Просто это потеряло свою актуальность. И боюсь, что навсегда. Гражданские институты, профессионализм, кадры… Все эти слова теперь просто пустой звук.
Я слушал старика, но самому говорить совсем не хотелось. Похоже, он впервые за долгое время получил возможность выговориться, и я дал ему такую возможность.
– …кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому не стать таковым… – Михаэль зябко повел плечами и поднял воротник у видавшего виды пиджака. Затем просунул руку во внутренний карман и достал от туда пару фотографий и протянул мне. – Это я с женой и сыновьями, а это мои родители… Я, когда был маленьким, то просто купался в их любви… Вспоминания о детстве у меня остались на всю жизнь и всегда ассоциируются с солнцем, теплыми летними днями, родительской заботой. Мы с женой очень старались, чтобы у наших детей было настоящее детство… Элен умерла, когда узнала про то, что наших мальчиков схватили… У нее просто не выделало сердце от горя. Кто знает, где они сейчас… Может быть, что один из них, – он кивнул головой в сторону охранявшего нас перекода, – мой сын. Время изменилось… Сейчас родители вдалбливают детям только одну мысль – выжить во что бы то ни стало. Учат, как не попасть в лапы к… – он замолчал, подбирая слово. – К тем, кто раньше был одним из нас. Зло трудно измерить… Его границы размыты… Оно разрастается и пожирает все вокруг.
В этот время автобус остановился перед железными воротами.
Мы с Михаэлем переглянулись и поняли, что пришло время прощаться. Молча протянули друг другу руки и крепко пожали их.
Ворота в земной ад со скрипом открылись и «тюрьма на колесах» вкатилась внутрь огороженной высоким забором, территории. Вооруженная охрана вывела нас из автобуса и построила в шеренгу. Я обвел взглядом вокруг себя: в тумане угадывались несколько небольших домиков. Напротив нас находилось, по всей видимости, двухэтажное административное здание.
Людей стали по одному заводить туда. Несчастные, сгорбившись и звеня кандалами, подходили к массивной двери и исчезали в ее темном проеме…
***
Меня поместили в небольшое, чистое помещение. В нем, кроме кушетки, больше ничего не было. Я опустился на кровать и стал разминать руки, растирая следы от кандалов на запястьях, рассматривая зарешечатое окно, находившееся под самым потолком. Вечером бронированная дверь открылась и в камеру зашли два перекода. Нацепив наручники они, подталкивая меня в спину, вывели в коридор. Спустившись в подвальное помещение, мы подошли к лифту. Один из охранников нажал кнопку вызова, и мы замерли в ожидании. «Оказывается, в здании имеются подземные этажи. Наверное, все-таки, Маер был прав, когда говорил о том, что нас везли не в адапт-центр». Я приблизительно представлял, как должны выглядеть они, но место где я оказался, разительно отличалось от того, что чем мне рассказывали раньше. Двери лифта открылись, мы зашли кабину и перекод нажал кнопку, на которой значилась цифра «4». На короткий миг пол мягко ушел из-под ног, а затем, с силой прижал их к себе – подъемник на огромной скорости начал движение под землю…
Мы долго шли по широкому, освещенному дневными лампами, коридору. Наконец, охранник остановился возле двери, ничем не отличающейся от встречающихся ранее. Проведя ключом-картой по специальному устройству, открыл дверь и без всяких церемоний втолкнул меня внутрь и замер за моей спиной…
Всё это симптомы весеннего авитаминоза. Умственные процессы замедляются. Душа шашлыка просит. 
