— Да. Прочел. А вы заметили. Но вот, о том, что порча – дело рук испанки, Граф узнал не от вас, а от инквизитора, этого я прочитать не мог.
— Не могли, — ошеломленно соображает лекарь. – Обнаружив, странные язвы, я вначале отнес их к неизвестной болезни. И все же странно, что вы об этом знаете.
— Так вы не ответили. Появлялись в замке новые ведьмы?
— В том-то и дело, что появлялись. Вероятно, эта чертова испанка оставила какие-то магические знаки, наложив с их помощью на замок заклятье. Знаки эти до сих пор не найдены. Следующая служанка была из местных. Звали ее Катрин. Вот, уж на кого нельзя было подумать, что она ведьма. Более скромной и богомольной барышни я не встречал. Она, правда, была далеко не красавица. Знаете, у нее с малолетства был горб. Ну, лицом тоже как-то не вышла. Просто удивительно, что ее взяли в замок. Но она там прислуживала довольно долго. Казалось даже, что она пришлась там ко двору. А потом вдруг, как гром с ясного неба, прошел слух, что ей заинтересовалась инквизиция.
— А какие же болезни вы вылечили у семейства Трюфо за время проживания Катрин в замке?
— Вы хотите знать, какую порчу наводила Катрин на своих господ? Сказать по правде, ничего серьезного. Я же говорю, заподозрить Катрин было совершенно не в чем. Если бы не расследование инквизиции, я бы до сих пор был убежден в ее безгрешности.
— И все же? Может, у почтенных Трюфо были какие-нибудь недомогания, слабость, кашель, сыпь?
— Ну, это обычное дело. Как без этого? И сыпь была, и недомогания, и простуда.
— А сыпь вы вылечили своей магической мазью по этому рецепту.
— Да. Мазь оказалась очень действенной.
— Хорошо. Рецепт этой мази я у вас возьму. Вы настоящий кудесник, — льщу я врачевателю, чтобы вдохновить его на следующие откровения. – Наверное, после того, как господа Трюфо обожглись на служанках, их отношение к челяди сильно поменялось.
— Похоже, вы, действительно, ясновидящий. Да, характер обоих Трюфо со временем изменился. Они сделались нелюдимыми. Практически перестали появляться в городе и в храме. Ходят слухи, что они так возненавидели язычников и колдунов, что взялись помогать трибуналу святой инквизиции. Во всяком случае, есть много свидетельств тому, что по ночам к воротам замка подъезжают черные кареты с арестантами, для которых в замке имеются подвалы. Кого и куда увозят эти кареты, остается неизвестным. Зато известно, что число сожжений еретиков в округе прибавилось.
— Однако, как я понимаю, даже такое богоугодное дело не уберегло замок Трюфо от следующих проникновений в его стены посланцев Сатаны.
— Но ведь это естественно, — возражает мне лекарь. – Помогая святой инквизиции, Трюфо бросили вызов дьяволу. До Мелисс в горничных у графини была еще одна девушка. Но она вообще бесследно исчезла. Об этом разное говорят. Но я знаю… — взгляд лекаря выдает его догадку, что он сболтнул лишнего.
«Что ты знаешь? — мысленно возражаю я ему. – Наивный недотепа. Рассуждаешь о развитии греха, а сам являешься его источником.
Впрочем, я щажу старика, и потому продолжаю мысль более отвлеченно:
— А как вы думаете, в чем состоит грех познания?
— Грех познания? – недоумевает лекарь. – Наверное, в том, что знания множат зло на земле.
— Да, но ведь Бог сам дал Адаму первые знания, прежде чем тот срывал плод.
— Знания? Сам Бог? И какие же? – удивляется Дамиан.
— Бог рассказал Адаму о дереве с запретным плодом. И это, несомненно, знание.
— Но тогда в чем же грех познания, по-вашему?
— Я думаю, суть греховности познания в незнании.
— Вы говорите парадоксами, как латинянин, — восхищается эскулап.
— Кстати, судя по тому, что граф предпочитает образ жизни затворника, у него должно быть есть книги.
— Вы опять угадали. У него их целая библиотека. Есть и рукописные, и печатные.
— Вот это мне интересно. Я ведь и книги собираю. Быть может, граф продаст мне несколько томов, как вы думаете?
— Не знаю. Во всяком случае, прежде вам надо с ним познакомиться.
— А вы меня представьте графу. Поверьте, я сумею найти с ним общий язык.
— Ну, в этом я не сомневаюсь, — медлит с ответом врачеватель. – У вас очень острый ум. Но я же говорил, с некоторых пор граф стал слишком разборчив в знакомствах. У него практически не бывает гостей.
— Но возможно именно поэтому мое появление покажется ему глотком свежего воздуха. Собственно, чем вы рискуете? Если графу не понравится странствующий монах, который многое повидал и о многом может поведать, то он просто выслушает пару моих историй и благополучно распрощается со мной.
— Ну, что ж, — решается лекарь. – Как раз сегодня вечером я должен отнести графу снадобье, и могу взять вас с собой.
— А что за снадобье? — настораживаюсь я. – Опять ваша чудодейственная мазь?
— Нет. Это снотворное, — отвечает доктор, и по его самодовольному виду я догадываюсь, что снотворное является предметом его гордости ничуть не менее, чем чудодейственная мазь.
— Смею предположить, что рецепт снотворного составлен вами?
— Да, — с готовностью признается врачеватель. – Мне пришлось перебрать множество известных рецептов, но ни один из них не нравился графу. И тогда он дал мне рецепт из старинной книги, где все ингредиенты были зашифрованы. Представьте, мне удалось его расшифровать. В результате мое снотворное действует на графа наилучшим образом.
— Интересно. Выходит, у графа какая-то особая бессонница?
— Я думаю, это от того, что граф в свое время был тяжело ранен.
— Вы просто гений. Возможно, вы нашли состав «магического эликсира». Если вы не собираетесь утаить секрет вашего снотворного от человечества, то я хочу немедленно перенять ваш опыт.
Разумеется, доктор Дамиан не собирался уносить свое открытие в могилу, и не преминул помочь мне изготовить уникальный состав с соблюдением всех правил и пропорций.
Пообещав при удобном случае испытать лекарство на себе, и договорившись с доктором о встрече для похода в замок, я с заветным пузырьком снотворного отправляюсь на базарную площадь, в харчевню, где меня с нетерпеньем поджидает Реми.
3.
К сожалению, монашеское облачение не позволяет мне бражничать. Реми я тоже запрещаю притрагиваться к вину. В его положении это пагубно. Да и для меня кружка с вином в его руках не малый риск, поскольку я рассчитываю на помощь этого парня. Впрочем, объяснив Реми все, что от него требуется, я любезно заказываю немного вина для какого-нибудь его приятеля. Реми догадывается, что это я делаю в целях отвлечения от нас внимания. Зато он не подозревает, что, покуда он приглашает за наш стол товарища, я добавляю в кружку с вином дозу снотворного из своего пузырька.
Пока приятель Реми пьет и закусывает, я подкрепляюсь овечьим сыром и услаждаю слух моих нечаянных друзей рассказами о Новой Индии, открытой мореплавателем Христофором Колумбом. Одновременно с этим я внимательно наблюдаю за состоянием моего нового знакомого.
Похоже, хромой граф, действительно необыкновенный человек, ибо Мишель, как представился приятель Реми, в какой-то момент повел себя довольно странно. Он вдруг впал в какую-то прострацию, и на вопросы, адресованные ему, только таращит на нас с Реми исполненные безумия глаза. Мне стоит больших трудов добиться от него нескольких слов. Но слова эти исходят из него такими, как будто доносятся из могилы. Пожалуй, он спит, но спит наяву.
Реми, напуганный состоянием товарища, не знает, что и думать.
— Видимо, бесы никак не могут решиться проявить себя в моем присутствии, — поясняю я столь необычный эффект угощения.
И посылаю Реми за новой кружкой вина. А пока он суетливо исполняет мое поручение, я плескаю снотворное в пустую кружку, куда затем переливаю часть вина, доставленного моим подручным.
Мишель, будучи не в состоянии отказаться от новой порции, покорно проглатывает содержимое из поднесенной к его губам посуды. Некоторое время он еще продолжает ошалело пялиться на нас, но, в конце концов, замертво валится на пол и начинает храпеть.
Пока Реми приходит в себя и утирает холодный пот со лба, я, напомнив ему о моем поручении, смиренно удаляюсь в сторону дома почтенного доктора.
По-правде сказать, действие снотворного меня не очень удивило. Судя по его ингредиентам, уникальный состав врачевателя из старинной книги графа представляет собой довольно сильный яд. Такой яд не убивает сразу. Но при употреблении этого снадобья в больших дозах или в течение продолжительного времени, летальный исход гарантирован. А ведь лекарь, если ему верить, носит графу свою отраву по два раза в неделю. Такая ересь незнания, пожалуй, почище любого из смертных грехов. Мишель хватанул двойную дозу, и только тогда уснул. Но уснул мертвецки. Неужели и граф, чтобы его не мучили старые раны, вынужден пить яд такими порциями? Тогда он здоров, как какой-нибудь Сатурн. А может статься, его как раз устраивает состояние сомнамбулы? Однако и в этом случае он уже давно должен занимать почетное место в своем фамильном склепе.
4.
Доктор встречает меня с заметным нетерпением. Прихватив пузырьки со снотворным, мы бодрым шагом шествуем к замку.
За ворота, охраняемые стражником с алебардой, лекарь проходит один, очередной раз пообещав мне похлопотать о моем визите. Он долго не появляется. Очевидно, графа интересует все, что знает обо мне его врач.
Наконец, бородатая физиономия Дамиана появляется за спиной стражника, и ее выражение сообщает мне о благой вести прежде, чем язык лекаря.
Оказавшись внутри замка, я делаю вид, что благоговею перед его внутренними убранствами. Рассматриваю гобелены на стенах залов, любуюсь мебелью, украшениями, бронзовыми подсвечниками и люстрами. Я знаю, что за мной могут наблюдать из тайных коморок и с помощью системы зеркал. Феодалы на это горазды. На самом же деле я старательно запоминаю расположение помещений. При этом меня не покидает ощущение того, будто я нахожусь в огромном каменном склепе, где вечность камня противится небесному свету, робко проникающему сюда из окон.
В одном из тесных коридоров Дамиан успевает шепнуть мне:
— Я сказал, что вы философ. Так что не подведите меня.
Конечно, я философ и странствующий монах, собирающий рецепты и книги, а вовсе не аббат монастыря Сито, главной обители Ордена Белых Монахов.
Как и следовало ожидать в связи с увлечением графа лекарствами доктора Дамиана, вид владельца замка имеет много отличий от фигуры бравого Сатурна. Граф хоть и дороден, но достаточно рыхл. Однако взор у хозяина замка столь властный и пристальный, что кажется, с помощью своих темных зрачков Дайон Трюфо способен заковать человека в железо. Я не собираюсь противостоять этому тяжелому взгляду. Я его просто не воспринимаю. Наоборот, я мысленно украшаю графа достаточно забавными деталями из его облика. Поэтому нахожу его милым и глуповатым феодалом, которому хочется ответить улыбкой за гостеприимство. И я приветливо улыбаюсь. Очевидно, графа это устраивает, поскольку характеризует меня, как человека не от мира сего, каким
