кончено. Я хочу умереть. Больше я ничего не хочу. Помогите мне умереть.
— Это не дьявол тебя посещает, — шепчу я, беря в руку ее запястье, и в такт пульсу посылаю ей все свои душевные силы. Этот животворящий прием я в свое время я перенял у святых старцев. – Это наваждение. Колдовство. Ведьмы не такие. Поверь, я знаю, какие бывают ведьмы. Я знаю.
Кажется, девушка начинает оживать. К ней как будто возвращаются силы разума. И я продолжаю передавать ей энергию своего духа.
— Я пророчествую тебе. Скоро ты увидишь Реми. И ты забудешь свои страшные сны. Так будет. Но нужно потерпеть. Бог посылает тебе испытание, но все дурное забудется и падет прахом. Дурные воспоминания пусть останутся мертвыми. Помнить следует только благое, то, что питает нас и помогает жить. А сейчас иди и ничего не бойся. Знай, что злые люди пытаются тебя свести с ума. Не поддавайся. Скоро все кончится.
Конечно, она не ведьма. Нужно не иметь сердца, чтобы этого не видеть. У этой компании графа не хватит ума, чтобы меня провести. Уж могли бы сообразить, что слежка за Реми выдает их причастность к каким-то преступным деянием. Да и я им явно внушаю какие-то опасения. А ведь я в их глазах всего лишь приблудный монах. С чего бы им беспокоиться и угрожать мне некими карами. И потом этот яд доктора Дамиана. Кто это тут его употребляет лошадиными дозами?
Передавая Мелисс в руки инквизитора, замечаю его насмешливый взгляд.
— Ну и как? – торжествует граф, предвкушая мое покаяние.
— Она не ведьма, — спокойно сообщаю я.
Как я и ожидал, мое заключение ошеломляет Трюфо. Быть может, минуту назад он еще толком не знал, что со мной делать, и, пожалуй, мог бы отпустить, чтобы я убедил Реми в справедливости заточения его невесты. Но теперь даровать мне свободу было чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Куда легче и разумнее отправить меня в темницу. Что ж, пару дней общения с экзекутором я выдержу. А за это время Реми, не получив от меня нужного сигнала, оповестит епископа, и трибуналу святой инквизиции придется подумать о воздаянии графу Трюфо за его грех незнания того, с кем он связался.
Впрочем, у меня есть основания полагать, что граф не так прост, и темница для него слишком примитивное решение.
Между тем, граф продолжает пребывать в недоумении. Он силится понять мотив моей выходки, толкнувший меня подписать себе приговор. Лучшим объяснением этому, конечно, является моя глупость. И вероятно, чтобы разглядеть ее, граф обходит меня сбоку, словно пытаясь наблюдать с разных точек зрения.
— Послушай, монах. А в своем ли ты уме? – роняет он, наконец. – Разве Мелисс не поведала тебе, что она невеста дьявола?
— Отчего же, поведала, — смиренно отвечаю я. – Но я в это не верю.
— Не веришь, — эхом отзывается граф. – А какие у тебя основания не верить?
— Я просто знаю, что она не ведьма. Бог дал мне это прозрение.
— Ах, Бог, — усмехается граф. – А что, если это не Бог наущает тебя упорствовать в твоем заблуждении? Я вот, например, вижу, что помыслами твоими руководит дьявол. И знаешь, я, пожалуй, возьмусь тебе это доказать. Матис, — обращается он к инквизитору, появление которого я не заметил. – Как ты думаешь, сможем ли мы помочь нашему монаху увидеть того, кто на самом деле владеет его душой и разумом?
— Думаю, мы просто обязаны открыть ему истину, — рокочет Матис с угрожающей суровостью в лице. – Позвольте, граф, я провожу его в капеллу.
— Капелла? — уточняю я.
— Да, — кивает граф. – Тебе следует уединиться в моей часовне. Только ты знай, что это не простая часовня. Она освещена Церковью в лице кардинала Лотарингского. Слыхал о таком? Там-то святой дух и вывернет твое нутро наизнанку. Ну, как, сам пойдешь, или позвать стражника?
— Конечно, сам, — пожимаю я плечами. – У меня нет причин страшиться Бога.
— Ну-ну, — напутствует меня граф, делая Матису жест, повелевающий убрать меня с глаз долой.
7.
Замковая капелла Графа представляет собой довольно обширное помещение без окон. Дюжины свечей перед алтарем явно недостаточно, чтобы прогнать весь таинственный мрак, поселившийся в углах комнаты. Три стены часовни каменные, и только алтарь деревянный. Основным его украшением является огромной величины распятие. Так что, если за мной наблюдают, то, наверняка, со стороны алтаря.
Стол перед алтарем покрыт зеленым сукном. На столе стоит кувшин и чаша.
Пока читаю молитву и творю крестные знамения, придумываю, как выпить из чаши так, чтобы не отравиться. Придумав, демонстративно набираю в рот вина, ибо в чаше слабое вино, и во время поклона выпускаю все содержимое в темный угол под столом.
Эффект опьянения друга Реми служит для меня отличным уроком. В расчетное время изображаю полное отупение и паралич всего тела. При этом изо всех сил таращусь на распятие, стараясь не сморгнуть.
Ждать приходится недолго. Алтарь вдруг отодвигается, будто занавес театральной сцены. За алтарем оказывается ярко освещенная факелами комната. Ее стены украшают кабалистические знаки и портрет рогатого чудовища. Догадываюсь, что это икона сатаны. Под иконой на высоком троне восседает женщина с распущенными волосами и рогами на голове. Одета она в какие-то лохмотья, мало скрывающие ее прелести. Прелести, впрочем, не столь уж аппетитные. В руках ее жезл и хлыст, которым она лениво стегает двух мужчин в страшных масках. Они ползают и подножья трона и подобострастно целуют женщине ноги. Лицо их госпожи вымазано красной краской. Однако я ее узнаю. Это графиня Эстель Трюфо.
Наверное, если б я и впрямь находился под воздействием эликсира доктора Дамиана, это странное зрелище повергло бы меня в ужас. Как известно, во сне все воспринимается гораздо острее, чем наяву. Но пока спектакль меня забавляет, и я делаю усилие, чтобы не расхохотаться.
Между тем, Эстель поднимается с трона и начинает выкрикивать какие-то странные фразы. Они кажутся, лишенными смысла, поскольку состоят из смеси французских, латинских и греческих слов. Однако мне удается понять, что она повелевает привести невесту Сатаны.
Оба ее раба тотчас исполняют ее приказ и втаскивают в зал Мелисс. Мелисс ведет себя покорно. По ее отрешенному взгляду я догадываюсь, что она находится под действием яда из древней книги графа.
Девушку ставят на колени, и начинают срывать с нее одежды.
— Вожделеешь ли ты ее? – указав на меня жезлом, вопиет Эстель. — Она, невеста Сатаны, хочет совокупления с тобой. Но за это мы требуем твоей крови.
Я не знаю, как следует вести себя в этой ситуации. Отрепетировать подобную сцену с Мишелем мне, к сожалению, не пришло в голову. Впрочем, меня выручают подчиненные госпожи.
— Он вожделеет! Вожделеет! – торжествующе визжат они. – Он достоин. Он отрекся от Бога. Он любит Сатану. В знак этого он даст нам напиться его крови.
Вслед за этим они подскочили ко мне, опустили на колени, и, ухватив за волосы пригнули к полу. После этого принудительного поклона один из них выхватил нож и полоснул мне по внутренней части руки в районе локтевого сгиба.
От боли я едва не теряю власть над собой. Но мне все же удается сохранить маску безумья на своем лице.
Кровь теплым ручьем заструилась по моей руке, стекая в золотой кубок, услужливо подставленный вторым сатиром. Кубок достаточно большой, и мне приходит в голову, что эта шайка намерена выпить всю мою кровь. Однако краем глаза я замечаю, что изрядная часть кубка заполнена вином.
— Дайте ему поцеловать икону нашего владыки, — восклицает Эстель.
Оба раба бросаются исполнять волю графини. Для меня это шанс. И пока эта шайка совершает необходимый ритуал обращения с портретом рогатого урода, я выливаю весь пузырек со снотворным в кубок.
Прикладываться к иконе сатаны, даже принудительно, мне очень не хочется. Духовное звание никак мне этого не позволяет. Однако икона установлена в нескольких шагах от меня, и мне, очевидно, надлежит ползти к ней на коленях. Для этого меня освобождают от кубка. Кубок переходит к Эстель. Она выкрикивает какие-то торжественные слова. И с наслаждением делает несколько жадных глотков в ознаменование предстоящего события. Затем она передает кубок своим рабам. И те с не меньшим аппетитом осушают кубок.
Очевидно, на этом заканчиваются приготовления к поцелуйному ритуалу. Но ждать от меня самостоятельных действий не приходится. Подручные Эстель подходят ко мне, чтобы тащить волоком к иконе. Но я немного упираюсь. Мои конвоиры пытаются сломить мое сопротивление. Они плохо понимают, что происходит, поскольку снотворное начинает действовать. Я чувствую, как их силы иссякают. В это время Эстель вдруг начинает пятиться, теряет равновесие и в итоге рушится на пол. Вслед за ней поочередно на пол падают оба ее товарища по театральному цеху. Это освобождает меня от обязанности исполнять роль жертвы козней князя мира сего.
Я поднимаюсь с колен и веду все еще невменяемую Мелисс по коридорам замка. У дверей в подземелье нас встречает один из стражников. Передаю ему распоряжение графа запереть Мелисс в ее камеру. Когда он скрывается за железной дверью в подвал, я запираю эту дверь.
Второго стражника я нахожу спящим в каморке для охранников. Я не вижу необходимости его будить, а просто припираю дверь в каморку его же алебардой.
Третий, он же последний стражник, по моим расчетам, дежурит у ворот. Но прежде, чем отправится на встречу с ним, я подаю Реми специальный сигнал свечой из окна замка. Получив ответный сигнал, означающий, что Реми с толпой своих друзей достигли стен замка, я спускаюсь к вооруженному привратнику и с грустным видом сообщаю ему распоряжение графа выставить меня вон. Стражнику, похоже, такой приказ вполне по душе. Он отворяет тяжелые засовы, повернувшись ко мне спиной. Это позволяет мне накинуть ему веревку на шею. Для надежности веревку я скручиваю при помощи палки. И когда он уже не способен к сопротивлению, я хорошенько его связываю той же веревкой.
Наконец, я впускаю в замок Реми с его друзьями, и веду их настороженную ватагу в капеллу.
Вся труппа лицедеев театра замка Трюфо благополучно дрыхнет на прежних местах. Приподнимая маски незадачливых комедиантов, я позволяю моим зрителям узнать графа и инквизитора. Впрочем, особым вниманием у молодых людей, все ж пользуется графиня Трюфо. Причиной тому, как я понимаю, ее нескромный наряд, выдающий ее женские тайны.
Далее следовало позаботиться о длинноногой красавице Славе. И благодаря расторопности друзей Реми, к утру поглазеть на колдунов в замок явился едва ли не весь город. Само собой, прибыл и священник местного храма, а также начальник городского гарнизона. Им, во избежание лишних вопросов, я сую под нос грамоту с печатью кардинала и приказываю взять под охрану замок. Теперь я уже не боюсь раскрыть свое инкогнито. Напротив, я заинтересован в том, чтобы операция по изобличению гнезда сатанистов достигла ушей Ватикана. Более меня, конечно, в этом заинтересован сам епископ, ибо вся слава победителя сил зла достанется ему.
Впрочем, меня это не огорчает, мне хватило того удовольствия, с которым я наблюдал встречу Мелисс с Реми.
