Мне не оставалось ничего другого, как скрыться из дома графа. Пройдет немного времени и меня начнет искать ганноверская полиция как сбежавшего из темницы «злодея». На время мне надо было где-то переждать до того, как на Ганновер спустится ночь и я под ее покровом смогу добраться, не вызывая подозрений до моего философского учителя. Я подумал о единственном месте в Ганновере, которое могло меня спасти, и оказался на кладбище, находящемся неподалеку от дома графа. Там я нашел потайную дверь в городские катакомбы. В них я переждал до сумерек, периодически впадая в состояние, близкое бреду, вызванное потерей крови от сравнительно легкого ранения в руку, которую я предусмотрительно перевязал оторванным рукавом рубашки.
Под покровом темноты я направился к дому Лейбница. Он, как всегда, был дома и радушно меня встретил, сокрушаясь над тем, что со мной и Настей приключилось. Он здраво мне посоветовал немедленно скрыться из города и отправиться в Россию, чтобы там собраться с силами. А потом отправиться на поиски Насти по всем тем местам, где я с ней уже под другим именем имел встречи. Я решил последовать его совету. Он дал мне рекомендательное письмо своему родственнику во Фленсбурге капитану торгового брига Карлу Лаутнеру, чтобы тот помог мне добраться морем до Петербурга.
Через три недели я был дома.
Глава тринадцатая. Опять в Москве
Мои приключения, точнее, злоключения, за границей оказались весьма поучительны с той точки зрения, которая утвердилась у меня на Родине. Разумеется, всего я своим близким не рассказал, чтобы не травмировать их души. Иначе они не отпустили бы меня больше за границу. Все это время я не мог не думать о Насти. Ведь только я был виноват в ее несчастной жизни. Я должен был восстановить справедливость и разыскать Настю, чтобы сделать ее счастливой.
Однако шло время. Боль утраты возлюбленной утихала и сердечная рана затягивалась. Я стал думать о том, чем мне заняться, пока Лейбниц в Германии и Иван Головкин, ставший уже посланником царя в Лондоне, не проведают что-нибудь о графе фон Вальдунгене. Но о нем самом не было слышно ни слуху, ни духу. Известно было только то, что он сообщается со своими немногочисленными людьми при помощи писем, отдавая им необходимые распоряжения по ведению хозяйства в Германии. Письма доставлялись в Ганновер через лондонскою почту до востребования.
Родители хотели меня скорее женить, чтобы я в заботах о жене и будущих детях забыл свою несчастную любовь – Настю – и оставил философские бредни, которые уместны на склоне лет или в монашеской келье. Когда же я как непутевый сын, наконец-то, возьмусь за ум и займусь нужным семье и отечеству делом? Даже присмотрели мне невесту Василису Лопухину - дочь стольника Петра Алексеевича Авраамия Федоровича Лопухина. Брат царицы Евдокии был другом моего отца. Отец и старший Лопухин стали меня соблазнять тем, что Василиса была умна и начитана, а также интересовалась европейской литературой и, что совсем удивительно, философией. Вот только был у нее один недостаток: чересчур самолюбива. Опять же со слов Авраамия Лопухина.
Через некоторое время представился случай и меня помимо моего желания с ней познакомили, чему в немалой степени способствовала моя сестра Ксения. Объяснялось ее участие в нашем знакомстве просто: Василиса была ее подругой. Было это так. Меня матушка послала к Лопухиным за Ксенией. Там я и познакомился с Василисой. Ксения предусмотрительно меня оставила на несколько минут со своей подругой. Чтобы поддержать разговор, я навел его на философскую тему.
- Ваш батюшка сказывал при мне моему родителю, что вы, Василиса Авраамовна, интересуетесь философией. Если так, то это достойно похвалы, - немногие девицы ей интересуются. Да, и вообще, у нас до нее мало охотников. Даже скажу больше: их число у нас исчисляется единицами. Не так обстоит дело в Европе, например, в Германии или во Франции. С чем это связано? Наверное, с тем, что просвещение ума еще ждет своего часа в России, тогда как пламя веры горит и жжет наши сердца.
- Как вы замысловато выражаетесь, Алексей Матвеевич, прямо в духе пиитов времен Алексея Михайловича Тишайшего.
- Да, вы, любезная Василиса Авраамовна, надо мною, видно, надсмехаетесь?
- Что вы, Алексей Михайлович. Я не привыкла к такому галантному обращению здесь, в наших диких Палестинах. Чай мы не в Европах, - колко мне ответила Василиса Лопухина, взглянув на меня своими чудесными глазами, на которые я не мог надивиться.
Сказать, что Василиса была красивой девушкой, значило ничего не сказать. Она была не просто красива, а прекрасна и вместе с тем возвышенна. И это прямо контрастировало с ее словами, потому что ее красота не забавляла, а привораживала и властно притягивала к себе любопытные взоры. Видно было, что она знала о своей неземной красоте, но специально ей не пользовалась для своей выгоды, а, напротив, старалась не только ее не показывать, но и всячески ее скрывала. Этим, наверное, она расположила к себе мою сестру. Но красот, как ни пытайся, нельзя скрыть от пристального внимания.
Глаза Василисы были прозрачно голубого света и на свету переливались как небо после дождя всеми цветами радуги. Ксения любила ее называть «моя Василиса Прекрасная». И точно красота Василисы была сказочная. Эта сказочность возможна была связана с ее царственной походкой. Вот эта походка, напоминающая движения сказочной змеи – василиска, - скользящего по земле, приподняв голову и среднюю часть своего удлиненного тела, а также завораживающий взгляд, от которого каменели сказочные герои, как от взгляда Горгоны Медузы, делали Василису загадочной в ее устрашающей красоте. Телом Василиса была стройна и гибка как змея. Я подумал, что тот, кому она достанется в жены, не будет скучать в постели и с ее помощью изведает все тайны богини любви.
Однако из разговора с Василисой мне показалось, что она являет собой вид не только простонародной Афродиты, но и возвышенной Афродиты, доступной немногим любителям мудрости. Вот эта двойственность ее существа грозила пленнику Василисиной красы оказаться недостойным ее внимания воздыхателем. Нельзя сказать, что я был пленен ее красотой и подпал под влияние чар Василисы. Одно могу сказать: она произвела на меня сильное впечатление и невольно заинтересовала. Но я продолжал еще любить Настю. Только от моей любимой не было никаких известий, и я не знал где ее искать.
Между тем я все никак не мог надивиться на Василису, которая показывала чудеса учености и развитого ума. Откуда она могла знать то, что я воспитанник Философа из Ганновера, учившийся в тамошнем университете, с трудом мог часть отыскать в своей объемной памяти, часть сам додумать и для себя открыть, а часть совсем не знать? Я терялся в догадках. Причем со временем общения с Василисой я стал находить в ней то, что не просто было неведомо, но принципиально не понятно. Так она иногда проговаривалась, возможно, намеренно о том, что явно расходилось с принятым как у нас, так и за границей, чем невольно приводила меня в состояние легкой растерянности. Тогда я не знал, как себя с ней вести. Меня это страшно завораживало и одновременно пугало.
Однажды, договорившись с Василисой о встрече, я пришел к ней с опозданием. Ее служанка сказала, что она уже давно меня ждет. Постучавшись в дверь ее комнаты и не дождавшись ответа, я все же в нее вошел, ожидая упреков в том, что заставил себя долго ждать. Однако меня никто не встретил. На первый взгляд в комнате никого не было. Приглядевшись, я увидел в углу комнаты сидевшую ко мне спиной Василису. Кашлянув для предупреждения, что она не одна в комнате, я подошел к Василисе. Она сидела с потухшим взором и смотрела в одну точку, никак не откликаясь на мое приглашение к разговору. Тогда я решил поговорить со служанкой о том, что ее госпожа отключилась. Меня беспокоил вопрос о том, часто ли с ней такое бывает?
Выйдя из комнаты Василисы, я невольно услышал разговор на лестнице служанки Василисы с кухаркой. Старуха жаловалась камеристке Василисы о том, что молодая госпожа опять перестала употреблять кровь убиенных животных и поэтому впадает в спячку. Служанка же тихо ответила кухарке, так что я едва услышал, следующее, от чего у меня волосы на голове зашевелились: «Да, не говори. Только это кровь не убиенных животных, а невинных девушек, замученных в неволе». Но тут кто-то открыл дверь, так что она жалобно заскрипела, от чего две болтливые служанки в страхе вскрикнули, а я вздрогнул, покрывшись потом, от неожиданности и, сказав, «Вот страхи то!», удалились восвояси, оставив меня гадать о том, правда это или только сплетня служанок о своей сказочной госпоже.
После увиденного и услышанного я, естественно, в душе почувствовал тревогу и стал задаваться вопросами с неоднозначными ответами. Неужели Василиса вампир или, как говорят в нашем народе, «упырь», и она пьет кровь своих крепостных девушек? Что действительно имя «Василиса» так привязано к названию сказочного животного «василиск» и его обладателя наделяет качествами оного зверя? Нет, конечно. И все же между самим именем и его носителем есть некоторая словесная, смысловая или разумная, духовная и душевная или чувствительная связь. Но не между Василисой и «василиском» же эта связь существует? Или она есть в данном отдельном случае? Если есть, то нужно указать дополнительное условие ее возможности. Что это за условие? Таким условием может быть связь врожденная с миром вампиров или приобретенная самой Василисой. Получается, что она либо урожденный упырь или, как говорят немецкие ученые по демонологии, «суккуб», либо ее саму укусил вампир. То, что Лопухины вампиры, а значит и царица Евдокия и царевич Алексей тоже вампиры мне показалось слишком экстравагантным предположением. Значит, Василису когда то, может быть совсем недавно, укусил вампир. Это может быть правдой. Да, звучит правдоподобно, если верить в существование вампиров. Следовательно, это вопрос веры, точнее, суеверия, а не логики. Для логики или, хотя бы, научного анализа, необходимы рациональные аргументы и факты чувственного опыта. А где мне такие факты найти, если не придавать большого значения сплетням служанок, часто распускающих небылицы о своих господах и госпожах?
Интересно было бы проверить, есть ли удлиненные клыки у Василисы, как у вампира. Этим я займусь завтра. А сегодня необходимо осторожно подробнее расспросить все, могущее иметь к делу к возможному инфернальному существу Василисы, у Ксении.
Однако поговорить с Ксенией у меня представился случай только на следующий день. Вот тогда она мне сказала, что Василиса справлялась у нее через нарочного, почему я так спешно ее покинул, так и не поговорив с ней. Я ответил Ксении, что возникло недоразумение: заглянув в ее комнату и ее не
