а любые вещи представляли собой ее «модусы», выраженные для человека в виде атрибутов мышления и протяжения. Иными словами, Бог есть мир, но не просто воспринимаемый нами мир, а нечто большее, поскольку мир не сводится к чьим-либо способностям восприятия. Нечто похожее на философию Спинозы Докинз, видимо, и называет собственно «пантеизмом». Для него пантеизм – это просто приукрашенный атеизм, поэтому с ним он даже не спорит. Но если мы вообще ничего не можем сказать о «вещи в себе», о «субстанции» и т.п., то почему мы должны соглашаться с ее неличностным характером и отрицать личностный? Это было бы самонадеянно. Если бы Докинз стал отрицать бога в смысле п. 5, но признавать бога в смысле п. 6, то он, как мне кажется, был бы непоследователен. Скорее, в обоих случаях мы должны воздержаться от конкретных суждений, но допустить вероятность истинности как п. 5, так и п. 6.
Мне кажется, здесь уместно еще одно любопытное соображение. Дело в том, что если мы, следуя Канту, верим в то, что категория причинности априорна, то мы не можем допустить ситуацию, когда причинно-следственная связь разрывается по воле Бога. Кантовский априоризм в некотором смысле опровергает п. 1 и п. 2. Но есть одно «но». Что если Бог (личностный или внеличностный) вмешивается в наш мир (в т.ч. по нашим молитвам) таким образом, что для нас его вмешательство выглядит как событие, включенное в естественное развитие причинно-следственных связей? То есть и молитва, обращенная к Богу, и его реакция (или отсутствие таковой!) – это события уже предопределенные. Эта трактовка, по крайней мере, примиряется с кантовским априоризмом, хотя, может быть, и не более убедительна чем то, что мы рассматривали в п. 1 и п. 2. Я думаю, Докинз мог бы попытаться отвергнуть такую трактовку бога на основании принципа «бритвы Оккама» (если мы можем объяснить событие с помощью раскрытия причинно-следственных связей, то нет смысла привлекать сюда еще и Бога). Но об относительности самого этого принципа мы уже сказали. Возможно, Докинз бы не слишком возражал бы против Бога, который не покушается на законы природы, но, очевидно, снова посчитал бы существование такого Бога крайне маловероятным, не говоря уже о конкретных приписываемых такому Богу свойствах. Веру в такого Бога он посчитал бы столь же глупой, как и веру во «вмешивающегося» в причинно-следственные цепочки «дядьку на небесах». Однако с чего бы? Ведь о «вещи в себе» мы можем сказать лишь то, что она существует! Помимо этого никакие утверждения о свойствах «вещи в себе» уже не считаются корректными.
7. Мы можем также верить в то, что МИР и есть ЛИЧНОСТНЫЙ бог. Это воззрение можно обозначить как панпсихизм. В отличие от п. 5 подразумевается, что никакой принципиально непознаваемой зоны «вещей в себе» не существует. Для нас важно отметить, что наличие у мира «сознания» крайне спорно. Но и обратное верифицировать вряд ли когда-то получится! Ведь сознание – это не просто клетки и нейронные связи в нашем мозге. Я, например, не могу сказать, где именно в моем мозге находится понятие государства или правила дорожного движения. Короче говоря, сознание – это не то, что мы можем понаблюдать под микроскопом. Поэтому панпсихизм, возможно, не столь уж бессмысленная теория. Но если мир в целом обладает сознанием, то его можно воспринимать как особого рода божество. Докинз подобных воззрений вообще не рассматривает.
8. Наконец, возможно, что МИР и есть НЕЛИЧНОСТНЫЙ бог. Это уже не столько вера в бога, сколько восхищение природой и преклонение перед ней. Для Докинза, очевидно, это и есть чистый атеизм. По всей видимости, именно его он и придерживается, поскольку из такого преклонения перед природой и состоит последний параграф его книги, и заканчивает он ее любопытой фразой-предположением (заметим, лишь предположением!) что, возможно, границ познаваемого не существует. Надо сказать, что если это предположение верно, то мне, по всей видимости, не удалось опровергнуть Докинза. Но всё же мне такое предположение кажется слишком смелым. В конце концов, непознаваемость мира – это не просто устаревшая философия Канта, Юма и т.д. В той или иной форме агностицизма придерживаются и многие современные ученые и философы. Скажу больше, агностицизм был как раз реакцией на устаревшую веру в то, что мир познаваем, т.е. заточен под человеческое познание.
Итак, что же мы видим? Мы произвели классификацию по тем критериям, которые упомянул сам Докинз, и обнаружили, что возможных вариантов единобожия целых 8, а никак не три (теизм, деизм, пантеизм), как думал Докинз. Причем, в упомянутых вариантах Докинз, видимо, назвал бы атеизмом все вариации неличностного бога (пп.2, 4, 6, 8), при этом вариации «атеизма» по п. 2 и п. 4 отверг бы как ненаучные. Я не знаю, как он бы отнесся к панпсихизму по п. 7, но предполагаю, что он бы сохранил нейтральное отношение, ведь вера в то, что мир в целом обладает сознанием – это совсем не то же, что атакуемая Докинзом вера в «доброго дядьку на небесах», который почему-то заставляет нас убивать друг друга (из панпсихизма, в сущности, ничего не следует, так как мы, будучи частью мирового сознания, даже не способны воспринимать его сигналы, а потому невозможно и какое-либо религиозно-нравственное учение). Итак, Докинз уже не отрицает п. 6, 7, 8. Проблема в том, что соглашаясь с п. 6, нельзя отрицать п. 5, поскольку аргументы против этих позиций схожи. В свою очередь п. 4 на самом деле не такой уж и ненаучный, а признавая его, мы признаем и п. 3, так как аргументы против этих позиций также были одинаковыми. Если же мы трактуем вмешательство Бога в мирские дела в кантовском духе, т.е. не оспаривая непреложность причинно-следственных связей, то мы можем допустить также п. 1 и п. 2 как непротиворечащие науке. Короче говоря, все варианты оказываются возможными, но при этом все – маловероятными. Чем больше конкретных свойств мы приписываем божеству, тем менее вероятной становится наша правота. Поэтому я вовсе не горю желанием защищать традиционные догмы мировых религий. Но в чем я убежден, так это в том, что опровергать теизм как таковой – слишком смелая затея. И она должна осуществляться не путем критики религиозных текстов, а путем решения фундаментальных философских вопросов, таких как вопрос о познаваемости мира. Никакой массой научных достижений нельзя опровергнуть теизм; его можно опровергнуть только ответив на фундаментальные философские вопросы, которые наука даже никогда перед собой и не ставила. Так может действительно, существование Бога – это не предмет науки?
Моя философская позиция состоит в том, что даже при появлении у человека новых измерительных приборов и возможностей познания, всегда от него будет многое ускользать хотя бы потому, что ни человек, ни какие бы то ни было мыслимые и немыслимые технические приборы не устроены так, чтобы воспринимать абсолютно все. Следовательно, мы никогда не узнаем характеристики «мира как он есть», наше знание принципиально субъективно и неполно. Действительно, вероятность того, что «вещь в себе» окажется личностным Богом с определенными характеристиками, которые называет христианство или ислам, крайне мала, и в этом смысле теизм - и даже деизм (в том виде, в котором его изображает Докинз) - мало похожи на правду, ведь это лишь несколько вариантов из бесконечного числа вариантов. Но не правильнее ли тогда занять агностическую позицию? Далее. С одной стороны, мы можем мыслить Бога как первопричину чисто логически, чтобы избежать постоянного регресса в объяснении тех или иных явлений. С другой стороны, мы можем также утверждать, что причинное восприятие действительности – это лишь человеческое свойство, поэтому существует нечто, что находится вне причин и следствий. В обоих случаях мы должны допускать существование чего-то Безусловного, т.е. сверхъестественного, что с трудом поддается осознанию, но тем не менее, это существует. А кроме этих двух вариантов третьего не дано. Отсюда, привлекательность деизма или пантеизма в различных вариациях, но допустимость и других верований. Таким образом, Докинз действительно показал, что теизм – маловероятен, но он забыл добавить, что маловероятны и все остальные варианты.
Итак, и в части критики существования Бога, и в части критики религиозной нравственности Докинз не до конца убедителен. Это не означает, что убедительны его главные противники – теисты. Действительно, в религиях бывают «эксцессы», когда они способствуют жестокому и безнравственному поведению или проповедуют совершенно глупые верования, мешающие рационально мыслить. Но подобные «эксцессы» поведения и убеждений не чужды и атеистам (во что только атеисты не верят: и в теории заговоров, и в эзотерику!). На мой взгляд, очевидно то, что религия – это нечто естественное для человека, что показал и сам Докинз, пытаясь объяснить религию как побочный продукт естественного отбора. Фундаментализм и глупость – вот это проблемы, но не религия, потому что фундаментализм и глупость могут быть обусловлены многими факторами. Но если это так, то почему бы Докинзу не оставить религию, т.е. веру в Бога как таковую, в покое?
