тоже принимал участие в помощи старушке: закупая в магазинах продукты, он покупал их и себе, и соседке. Сережа, сын Кукурузовых, отслужив в армии, сразу стал активным членом бригады обслуживания престарелой соседки. И делал это с охотой. Завидев старушку перед входом в подъезд, он рысцой спешил к ней и, едва ли ни на себе, помогал ей подняться.
Усердия Кукурузовых радовали старую женщину, в беседах с другими знакомыми она ликовала:
- Очень все удачно сложилось! У меня теперь ни забот ни каких, ни хлопот. Прямо даже не верится в счастье такое.
- Как тепло о вас отзывается Ольга Семеновна, - часто слышала Елизавета Петровна очень лестные реплики. – Говорит, что как в родной семье стала жить. И сама она даже помолодела.
- А как же! – отвечала Елизавета Петровна с непременной улыбкой. - Заботимся. Помогаем, как можем.
Но от слова «помолодела» на нее всегда веяло чем-то не очень приятным и даже чем-то пугающим.
Об условиях продажи квартиры открыто судачили все взрослые обитатели этого дома, да многие и соседнего. Мнения разделялись. Одни с искренней завистью к Ольге Семеновне говорили: и с квартирой осталась, и деньги за нее огребла! Другие, не отрицая столь редкой удачи, предрекали недоброе:
- Ничего хорошего не получится при таком положении. Покупатели будут бабуле желать поскорее загнуться, и это понятно: кому хочется ждать неизвестно сколь времени, чтобы завладеть своим собственным.
Прошло несколько месяцев. Ольга Семеновна постепенно привыкла к повседневной опеке и уже воспринимала ее не как подарок судьбы, а как нечто должное. Все чаще ее навещала надменная мысль: «Они так заботятся только из-за квартиры. Вот и пусть напрягаются, квартира этого стоит».
В старости нередко случается так, что многие, особенно женщины, становятся очень капризными. Придираются ко всему, к чему только есть возможность придраться, и по малейшему поводу начинают ворчать, фыркать, бухтеть, и другими манерами выражать свое недовольство.
Признаки, присущие старости, - морщины лица, седину, сутулость и прочие, можно скрыть, и скрывают, при помощи различных косметических средств и других ремонтно-технических ухищрений. При этом достигают таких результатов, что по внешнему виду иногда становится трудно определить, кто находится перед вами: подросток или уже взрослая женщина, но когда такое миловидное существо начинает брюзжать, можно не сомневаться – это старуха.
Привередливость стала доминировать и в характере Ольги Семеновны. То ей не понравится, как вытерта на подоконнике пыль, то – не тщательно вымыта чайная чашка…
- Тряпку надо как следует отжимать, - с подчеркнутой неприязнью упрекнула однажды она дочь Елизаветы Петровны, наблюдая, как та моет в зале полы, – а то - жди, когда лужи подсохнут.
Маша смолчала, но дома заявила решительно матери:
- Не буду я больше у неё убираться. – Сидит, как сыч, следит за каждым движением и бормочет: «Вот, когда я убиралась, ни одной пылинки не оставалось, и лужи в квартире не делала»… Руки становятся деревянными от ее надзирательства. Пускай сама убирается!
Елизавета Петровна понимала дочь: молодая, у нее интересы далекие от прислуживания древней старухе.
- Что ж, тогда буду я, - опечаленно сказала она. – Мы не можем отказаться от помощи бабушке. Мы ей обещали, а раз обещали, надо держать свое слово.
Маша не могла позволить себе переложить на маму такую нагрузку, и продолжала обслуживать Ольгу Семеновну. Но делала это уже с трудно скрываемым отвращением.
Опытные психологи говорят: с брюзгливостью старому человеку следует быть весьма осмотрительным - можно так увлечься придирками, что от тебя все отступятся, и ты останешься со своими причудами один на один.
Такое случилось и здесь: участившиеся капризы старушки положили начало охлаждению к ней Кукурузовых. А после одного, небольшого, на посторонний взгляд, случая оно усугубилось. Сергей, тот, на кого произвели оформление квартиры, попытался однажды в комнате, которую он уже считал своим кабинетом, сделать перестановку мебели. Незначительную перестановку: просто пододвинуть диван поближе к окну. Ольга Семеновна не разрешила и этого:
- Когда не станет меня, - сварливо сказала она, - делайте, что хотите, а пока пусть все будет как сейчас есть.
Сергей воспринял слова ее с недоумением, но промолчал, а дома задался анализом обстоятельств.
– За квартиру уплачено, значит, она безоговорочно наша! – рассуждал он вслух сам с собой. – Я теперь в ней законный хозяин, а она – квартирантка!.. И эта квартирантка мне вдруг ставит условия!
То, что его, хозяина, лишают возможности хозяйничать, его возмутило, и он уже при всех домочадцах, назвал ситуацию не нормальной. Но его поддержала только сестра: родители, помня условия договора, просили еще потерпеть.
- Сколько же можно терпеть? – воскликнул Сергей раздраженно.
Договор он назвал кабальным и несправедливым, а зажившуюся соседку - ходячим недоразумением.
Со временем негативное отношение к Ольге Семеновне охватило всю семью Кукурузовых. Они уже крепко увязли в долгах, большая часть их скромнейших доходов уходила на погашение кредита, они ущемили свою потребность в одежде и пище. А ожидание освобождения квартиры тянулось, тянулось, тянулось, и казалось, что будет тянуться до бесконечности. Бывшая владелица ее игнорировала все статистические выкладки о продолжительности человеческой жизни, она жила себе и жила. И мысли семьи Кукурузовых стали заняты только поиском выхода из тупикового положения.
Сергей стал часами зависать в интернете: искал сведения о долгожительстве, о распространенности этого феномена и о причинах такой ненормальности.
Информаций по этой тематики было много, но ни одной обнадеживающей. Все они сводились к советам по увеличению продолжительности жизни, и к описанию того, как люди, последовавшие этим советам, смогли продержаться в бодром и здравомыслящем состоянии больше среднестатистических лет. А одно сообщение вообще погрузило парня в уныние. Там говорилось о девяносто восьмилетнем старике, который о своих годах сказал с удивлением: неужели мне столько? А я совсем и не чувствую их!
Автором этой сенсации, каким-то медицинским светилой, были перечислены факторы, приведшие наблюдаемого уникума к поразительным результатам. Он не имел вредоносных привычек: никогда не курил, спиртное употреблял, но умеренно, и только в приличных компаниях, жил только с узаконенными избранницами. Их у него было четверо.
При доверительной беседе с долгожителем автор публикации выяснил, что его собеседник не совершал поступков, которые вызывают обычно угрызения совести. «Правда, - признавал публицист, - этот показатель недостаточно объективен: у многих сейчас не бывает никаких угрызений и при совершении даже преступных поступков».
Единственное, что несколько успокаивало Сергея при прочтении этой статьи: в ней говорилось о долгожителе-дедушке. О бабушках, кроме того, что их у старика было четверо, не было никакой информации.
Федор Михайлович, сознавая все сложности положения, в котором оказалась семья, старался хоть как-то ослабить прессинг ощутимо возросших затрат. Чтобы меньше платить коммунальщикам, он приспособил магнитные кругляши на счетчиках горячей и холодной воды. И сделал это удачно: стрелки на исправных приборах учета не шевелились даже при всех открытых полностью кранах. Кукурузов не считал свои махинации чем-то постыдным. «Как они к нам, - говорил он, имея в виду постоянное повышение коммунальных тарифов, - так и мы будем к ним. Если платить за все их беспредельные плутни, сами в рваных штанах будем ходить». Ему очень хотелось обездвижить и счетчик электроэнергии, но тот находился в общем щите на лестничной клетке, и как незаметно сделать его неподвижным, пока придумать не удавалось.
Изменилось, и в худшую сторону, его отношение к женщинам, особенно к женщинам пенсионного возраста. На них Федор Михайлович стал смотреть, как на лукавых мошенниц, а однажды, не раскрывая причин обращения к такому предмету, спросил у знакомого врача-психолога о долгожительстве: чем объясняется такое чудо природы?
- Они не имеют вредных привычек, - ответил психолог, – но главное – имеют душевное равновесие. А это возможно, когда все у них хорошо: в семье, на работе… Когда человек ни в чем не нуждается и ни к чему не стремится. У такого счастливца спокойные нервы, – в этом залог его долгожительства.
«У соседки, - сокрушенно подумал Федор Михайлович, - теперь такого добра в превеликом количестве, и даже с избытком». И он окончательно осознал, что, с учетом суровой реальности, квартира для них освободится ох, как не скоро.
В существенном психологическом дискомфорте пребывала и Елизавета Петровна. Она чувствовала свою вину в создании для семьи гнетущих условий и страстно хотела ускорить их прекращение. Но ничего путного в ее довольно изобретательный ум почему-то не приходило. А тут еще другие соседи обостряли ее и без того нервозное состояние. Кто по простоте душевной, а кто и с коварством сообщали раздражающие ее сведения:
- А ваша соседка вчера в салоне красоты побывала, похоже, прическу новую делала, - язвительным голосом говорила одна из любительниц сплетен. - Мы с ней утром вместе вышли из дома. Я - на рынок, картошки купить, а она – у салона осталась. А там не задешево принимают.
То, что женщины расстались у здания, где был салон красоты, вовсе не значило, что Ольга Семеновна посетила этот салон. Но и сплетница, и Елизавета Петровна не сомневались, что дело было именно так.
- А я как-то встретила Ольгу Семеновну возле спортивного комплекса, - говорила другая «доброжелательница». – Неужели она в таком возрасте решила физкультурой заняться?
И опять-таки, это было не утверждение, а только лишь домысел, но Елизавета Петровна и его восприняла как несомненную истину.
Любое, даже беглое, упоминание о соседке приводило ее теперь в состояние близкое к помешательству.
- Вон, посмотрите! – истошно закричала однажды она, увидев в окно Ольгу Семеновну, вышедшую на улицу. – Шествует себе, как молодуха! Да что ж это такое? Здесь, в два раза моложе её, ног к концу дня не чуешь, а ей хоть бы хны!
Испугавшись ее истеричного возгласа, и дети, и Федор Михайлович немедленно прижались лбами к окну и долго, до тех пор, пока виднелась старушка, сопровождали ее недружелюбными взорами. И всем им казалось, что с ними поступают крайне несправедливо, что их незаслуженно обижают.
Елизавета Петровна главным обидчиком считала властных чиновников. Когда к соседке стал ходить социальный работник, она, узнав про закон, по которому такую помощь необходимо оказывать всем, достигшим восьмидесятилетнего возраста, исступленно воскликнула:
- Совсем рехнулись наши правители! Пенсионеры – это же какая обуза для государства! Зачем же продлевать срок этой обузе?.. Не понимаю! Категорически не понимаю!
Ухудшение отношений к себе Ольга Семеновна не могла не заметить. Уборки ее квартиры больше не проводились, в магазин за продуктами она теперь ходила сама или закрепленный за ней социальный работник, в разговоры с ней Кукурузовы уже не вступали, а при ее обращении к
