истребительной авиации.
– Выпусти Никитку, пусть по траве побегает. Не бойся у нас все обработано безопасными средствами. Природными. Ты должна была, вероятно, это знать давно, хотя, я в этом не совсем уверена. Ты рассудишь сама. Но дело в том, что твой дед, а мой отец - Михаил Сергеевич, не является мужем моей мамы - твоей прабабушки.
– Как?! Он, что же, мне не родной да?!
– Нет, нет! - поспешила опередить взволнованную внучку. – Нет, тебе и мне… еще какой родной. Он родной брат того мужчины, который на портрете — Алексея. Это первая и единственная Её любовь. Они должны были пожениться после войны, ( думаю она тебе все расскажет лучше меня), но перед самым Берлином его танк был взорван... С тех пор она жила только с памятью о нем, полностью посвятив жизнь мне и твоему дяде — Максиму, взяв нас на воспитание после смерти моей мамы. Она умерла во время родов, и нас – двойняшек, забрала к себе Аленочка.
Папа тогда был очень болен, и почти год лежал в госпитале. Не приживался протез. Потом он учился на дипломата. Война обрушила все мечты, ему приходилось наверстывать, а она позволила получить образование, сказав, что теперь единственная возможность не расставаться никогда с Алёшей - это вырастить и поставить на ноги племянников, в которых течет ЕГО кровь.
Отец, несколько раз впоследствии предлагал ей жить вместе. Он всем сердцем ее полюбил, и любит по сей день. Никогда не женился больше, как и она. Но они остались очень близкими и нежными друзьями. Не знаю, смогли бы они сохранить это чувство, поженившись? – в задумчивости тихо спросила сама себя Оксана. – Она нас всех поставила на ноги, а отца – в буквальном смысле, и помогла получить достойное образование. Любимее и роднее человека трудно себе представить. Во всяком случае, для меня.
«Моя жизнь – многоточие, в полном смысле этого слова», – часто говорила она, когда ее просили что-нибудь рассказать о себе, и добавляла, словно спрашивая себя, – А вам никогда не приходило в голову, что журавлиная стая похожа на многоточие?»
Илона, словно изваяние, в застывшей позе долго глядела на молоденькую сосну, которую она посадила перед отъездом в Испанию.
– Бабуля,- очнувшись, она подошла к бабушке, – пойдем к ней... я очень хочу её увидеть, и через одеяло обнять, если нельзя сейчас без него. Ей же так одиноко и плохо! - Илона навзрыд заплакала.
– Кому, ей?! Ага! Сейчас! Посмотри-ка туда, – Оксана указала рукой в сторону калитки…
В нее бодрячком входила Алёна Викторовна со скандинавскими палками, улыбаясь во весь рот.
– Как?! В девяносто шесть лет?! – вскрикнула Илона.
– А что ей 96? Она меряет старость, своим мерками, как сказал ее любимый Юрий Никулин: «Старость не возраст, а когда не можешь помыть ноги в раковине». Так наша Алена попросила раковину ей повесить еще чуть выше положенного, и моет ноги только в ней, поочередно поднимая каждую ногу. И вообще ее девиз: «Любить детей, это значит держаться на собственных ногах до последних дней жизни, чтобы не стать им обузой, испоганив жизнь».
– Бабуленька, родная, наконец мы может тебя обнять, хотя бы через какие-нибудь тряпки, – Илона, укутавшись широким шарфом, обхватила прабабушку, и долго стояла прижавшись, тихонько плакала.
– Покажите мне скорей моего праправнучка.
Но его уже, итак, несли ей навстречу, а он заливисто смеялся, как когда-то она в юности.
– Бабуленька, милая моя, ты не боишься коронавируса, так смело ходишь в лес?!
– Ну, вот еще! Перед врагом всю войну не пасовала, а тут перед какой-то колючей соплей… Да никогда! Лес очищает мои легкие, и движение. Вот моё лекарство. Чтобы не было стыдно перед ним… моим любимым, погибнуть от этой … тли. Мы будем стоя смотреть ему в глаза, пусть даже в масках. Ну, что пошли завтракать и праздновать победу — семья!
Прапрабабушка в перчатках вела малыша за ручку, и что-то оживленно ему рассказывала, а он смеялся, словно все понимал.
И шел май 2020 года.
Дню победы посвящается!
музыку эту раньше не слышал, но, судя по всему, это Таривердиев. Нет?