Мир уходящему часть 4, глава 1

Вольный сказ
Мы приходим в мир с надеждой, уходим – с радостью. А радоваться и вправду есть чему: наши надежды оправдались, мечты сбылись. Мы состоялись как люди, как Человеки. Мы обогатили мир своим участием и осчастливили своим присутствием. Нам есть чем гордиться и не о чем сожалеть: мы сделали всё в короткий, в сравнении с вечностью, миг своей земной жизни.   
Всё ли…

                                                                                      1

      Жизнь великой страны, однажды вошедшая в определённое русло, текла как полноводная река: размеренно, медленно, бесшумно. Она, то разливалась, образуя широкие плёсы, если была равнинной; то ускоряла течение в теснинах крутых обрывистых берегов; то терялась в просторах пойменных низменностей, застаивалась и протухала. Зарегулированная и усмирённая недальновидным человеческим гением и его безрадостным трудом, разделённая на части и затиснутая бетоном плотин, исказивших её естественную плоть, река жизни, раз и навсегда, теряла свою истинную сущность – способность быть украшением земли, домом рыбам и птицам, поилицей и кормилицей человекам. 
      Правда, взамен она вращала в своих глубинах гигантские лопасти адских машин, вырабатывая мощную преобразующую энергию, несущую индустриализацию, механизацию, машинизацию и прочие неоспоримые блага цивилизации. У неё, как у донора кровь, отбирали живую воду каналы оросительных систем; она давала жизнь томимым жаждой степям, а сама умирала – размеренно, медленно, тихо. 
      Но должна же была когда-нибудь гигантомания «совкового» невежества, планирующая повернуть вспять великие реки жизни, наткнувшись на подводные камни, похороненных в её пучине крутых порогов, как неуправляемый допотопный корабль получить, наконец, пробоину и, потеряв непотопляемость, благополучно опустится на дно. 
      И никогда больше не всплывать…

      Так думал Шурка. Он думал красиво. Всегда. И это было неправильно: красивость его дум никак не совпадала с благополучной серостью окружающей его действительности, каким-то всевластным её застоем, задухой и затхлостью.
      Если раньше его по-настоящему привлекала работа в ансамбле и с ансамблем, всё в ней было интересно и ново, то, по мере возрастания популярности коллектива, его стремительного восхождения на музыкальный Олимп, Шуркино творчество стало заметно приобретать элементы ремесленничества. Жанровые особенности и технические возможности вокально-инструментального ансамбля имели, пусть несколько условный, но всё же заметный предел, которого и достиг его неугомонный руководитель. 
      Шурка отдавался работе по-крупному, опустошая кладовые своего сердца, а заполнять возникшие при этом пустоты оказывалось нечем. Стала заметно сказываться особенность его нервной системы, его тонкая душевная организация: он, то почти беспричинно становился беспечен и весел, острил и ёрничал, то впадал в затяжную депрессию, замыкался, уходил глубоко в себя, становился неприветливым и немногословным. И единственным в таких случаях существом, способным облегчить эту его участь, оставалась музыка. Она была для него величайшим таинством, беспредельным и непостижимым, как Вселенная, открывшая бесконечному миру звёздные имена талантливейших музыкантов всех времён и народов. 
      И это была другая музыка. И она звучала в нём всё чаще, всё настойчивее будоражила его воображение, не давала ему покоя…
      И Шурка всё чаще садился за Рояль…

      Благая весть пришла внезапно. В «репетиционную» шумно ввалился почти весь состав ансамбля и, в крайне возбуждённом состоянии, наперебой стал выкрикивать штатный набор поздравлений, здравиц, лозунгов, и было это похоже на шум театральной массовки, в котором, традиционно, одни слова и никакого смысла. Волна возбуждения схлынула и Шурка, наконец, спросил:
      - Ну?..
      - Поздравь нас, Шурик, - мы едем в заграницу!
      - Поздравляю. И что вы там собираетесь делать?
      - Мы выезжаем на гастроли.
      - У нас турне, понимаешь?
      - Пытаюсь понять. Вы едете без меня?
      - Ты что? Как же мы без тебя?
      - Тогда почему я узнаю об этом последним?
      - Начальство сказало, что тебя не нашли.
      - Что ты на звонки не отвечал, и тебя везде разыскивали.
      - Даже ко мне домой ночью приходили, – засмущалась иерихонская труба.
      - Да? И с кем же они тебя там застукали? – оголил клыки Шурка.
      - Иди ты знаешь куда…
      - Да будет вам… - и к Шурке, - а ты, керівник, что думаешь?
      - Думаю, нам рано радоваться.
      - Это ж почему так?
      - Вы, ребята, забыли в какой стране живёте: пока придёт время паковать вам чемоданы, компетентные органы перешерстят всю вашу подноготную задолго до момента вашего зачатия, вывернут наизнанку, промоют желудок и прочистят вам мозги, возьмут обязательство о возвращении, подписку о неразглашении государственных тайн, которые вам и во сне не снились, пригрозят соответствующей статьёй, а случись чего, так и посадят…
      - Ну, Шурка, загнул ты по-крупному… хорошо ещё, нас никто не слышит…
      - Я слышу. И благодарите бога: ибо если такое услышит кто-то другой – вы действительно никуда не поедете. Никуда и никогда. 
      Директор филармонии вошёл бесшумно, и стоял у двери, молча, пока возбуждённые лабухи обсуждали приятную новость.
      - Мы здесь ни при чём, это Шурик, как всегда, распускает свой язык.
      - Давайте всё-таки – Александр Александрович, хоть ради приличия. К тому же, он ваш руководитель и это благодаря нему ваш коллектив получил право представлять нашу страну…
      - Ого!..
      - Да, да – не удивляйтесь. И, пожалуйста, не перебивайте – я всё-таки ваш директор.
      - Всё-таки… – не смог усмирить свой проклятый язык Шурка.

      Зная жлобскую бесцеремонность подчинённого, однако, высоко ценя его выдающиеся профессиональные качества – филармония третий год кряду, с момента прихода Шурки, перевыполняла кассовый план и числилась в первой тройке по финпоказателям в республике – директор предусмотрительно пропустил грубость мимо ушей:
      - Ваш коллектив получил право представлять украинское музыкальное искусство, как вы говорите «в загранице», благодаря одной очень существенной особенности: ярко выраженному национальному колориту. Вы никого не повторяете, никого не копируете. Ваше искусство – своеобразное, яркое, талантливое, самобытное. И это, в первую очередь, заслуга вашего руководителя.
      - Мы тебя поздравляем, Шурик!
      - Ты – талантлив!
      - Да? Спасибо! А я и не туды…

      - Всё, – подытожил директор. – Делайте своё дело и держите язык за зубами. Командировочные получите в бухгалтерии.