В СТОРОНЕ ОТ...
Часть вторая
Глава вторая
В комнатке, освещённой тусклым светом, пробивающимся сквозь тёмное окно с давно немытыми потрескавшимися стёклами, прятались от непогоды три чумазых человека в сырой, перепачканной глиной одежде. За окном бушевал ветер и непрестанно моросил осенний промозглый дождь.
Расположившись в кресле и придвинувшись к столу, я допивал чуть тёплый чай. Видимо, я задремал, и чай успел остыть. Мой тёзка клевал носом, присев на край дивана. Вид у него был измождённый. А Вова лежал и мерно похрапывал. Теперь казалось, что он просто спал – вероятно, в его состоянии что-то изменилось, пока мы дремали: должно быть, придя в себя, но не вполне очухавшись, он снова забылся.
Первым заговорил Николай. Зевнув, машинально откинулся на спину, открыл глаза. Взгляд у него был ещё мутным, но как-то стало ясно, что он очнулся. И сразу же принялся рассказывать:
– Она пришла тогда ко мне… Пришла за мной…
– Кто? – перебил я.
– Её Марго звали, – не обращая внимания на вопрос, он продолжил. – Психоневрологический интернат. Она была в соседнем корпусе, где соблазнила врача. А после пришла за мной. И сказала, что мне можно будет на ней жениться. Я очень хотел жениться. Это она меня называла Коленькой. –Николай всхлипнул. – А я не могу жениться… Тогда она сказала: ничего, Коленька, можно и так. Потом взяла меня с собой. Ну и оказался я... там. Там были две ямы… Глубокие! В одной сидели вы с Вовой. А я был один. Мне было страшно. Вова смеялся… Надо мной всегда все смеялись. Мы долго там сидели. И я забыл про то, что я Коленька…
– А-а, – вдруг, словно сквозь сон, прохрипел Вова, – импотент… Хм-м-м… Потому и не придушил…
– Во-во, – отозвался Николай. – Тогда ты так же всё повторял… Не-ет, не тогда, не тогда!.. – Он выпрямился и обратился ко мне. – Это потом. Это когда я стал другим.
Вова, кряхтя, подтянулся на локтях, приподнялся и, подмяв под спину грязную подушку, присел на диване. Лишь после этого он открыл глаза. Увидев меня, встрепенулся и, как-то проворно уже скинув ноги, сел рядом с Николаем. И долго изумлённо пялился на меня, пока я дружелюбно не поинтересовался, как он и всё ли в порядке.
– Это… Да ничего, кум, всё пучком! – Довольно бодро пробормотал Вова.
Внезапно я почувствовал, что в моих отношениях с этими людьми что-то изменилось. Что они принимают меня за кого-то другого, и теперь я здесь главный и могу им приказывать.
– Ну излагай тогда... Хм! Свою, что ли, версию, – потребовал я.
***
– Да чё излагать! – начал Вова. – Марго-то… Вот он знает… Он всё знает, только придуривается! – Кивнул на соседа. Продолжил. Речь у него была заторможена. – Так вот, Марго припёрлась на свиданку… Ко мне, слышь?!. Ну, не знаю, чё она там куму наплела, а только вызвали меня и обрадовали, бл... блин. Типа – жена она, там, мне… Во, значит, как! Нашему брату, прикинь, жениться-то – ну, западло, типа. Хотя и – старо предание!.. Мне-то чё – жена так жена! Жена – оно дело ладное. Но – так, с бухты-барахты!.. Да только я не стушевался! Потому как выделили нам, значит, хату покультурней – ну, комнату с занавесками… Лежак приличный такой – ничё не скажешь. А мне-то чё! С бабой оттянуться – запросто! Тем более, тёлка сама напросилась… Хм!.. Да – ничё так… Ну… В общем… Прикипел я к этой… дамочке... Не! Знаешь… И бабой-то её не назовёшь – дама с собачкой, в натуре… Эй, охламон, у тебя курить есть?
Вова ткнул локтем в Коленьку. Тот достал из-за пазухи сигареты и зажигалку. Пепельница стояла на столе.
– Не возражаешь, начальник? – спросил меня Вова.
– Кури. И продолжай. – Кивнул я.
Вова закурил. Николай тоже.
– Ну чё… Ходила она ко мне… Уж не знаю, как там с кумом договаривалась, сс… стерва… Да только у нас, там… Ну, в общем, любовь-морковь, короче… Все дела… Не! Отвечаю! Баба хоть и мутная, но с ней я конкретно с катушек съехал… Днём и ночью лишь о ней и думал. И до того, слышь, что чуть в козлы не заделался… Совсем спятил, на старость-то лет!.. Ну, то есть… Начал я, короче, ходы всякие выискивать – как бы то есть мне поскорей откинуться. УДО, понятное дело, мне никак не светило. А в бега податься – прыть уже не та. – Вова сплюнул и затушил сигарету. Закурил следующую. – А тут, значит, – продолжил. – Прибегает как-то... Ну, Марго... Сразу – быка за рога! Сходу, значит, выкладывает мне весь план… Ну, побега то есть. Что всё, дескать, там на мази… Что чуть ли не завтра уже буду на воле. Короче, я даже и не врубился… Типа, стрелку она там с кем-то забила. Что-то – про мусорка какого-то… В общем, понял я только... Когда меня куда-то там повезут, то где-то там на мосту не то машина заглохнет, не то ещё что произойдёт. И главное – чтобы я, ну, когда это случится, сопли не жевал. Короче – брысь из машины! Ну и с моста того ласточкой в реку. А там меня на лодке кто-то подберёт. Вот и весь расклад. Ну я лыжи-то и навострил. – Вдруг рассказчик замолк и заразительно зевнул. Докурил сигарету, развалился на диване и добавил лишь, видимо, уже засыпая. – Прости, шеф! Я тут вспомнил кой-чё… Надо… Это… обду… обдумать.
И тотчас захрапел.
***
– Слушай, Николай, – спросил я. – А что это ты такое говорил? Ну, про то, что стал другим?
– А! – Отозвался он. – Так это… После того, как этот, – указал на спящего, – нас с тобой тогда… Ну… Ты помнишь, наверное?
Я кивнул, догадавшись, что ему тяжело вспоминать про тот случай в горах. Ну или не в горах. Я уже понимал, что у каждого свой бред.
– Так вот я тогда не умер, – продолжал Николай. – Я стал другим. Ты тоже не умер. И я видел тебя потом. Несколько раз видел… Ты не помнишь?
Последнюю фразу он произнёс еле слышно, виноватым голосом. И как-то пристальнее на меня взглянул, вероятно, пытаясь уловить мою реакцию. Я внимательно слушал.
– Но если… это… вспомнишь чего, – он заёрзал на месте, – то… Это… Без обид, ладно?
Я поспешил согласиться. Мне было безразлично, за что тот чувствовал какую-то вину передо мной. Куда важней для меня были собственные переживания, хотя бы какого-нибудь осмысления которых я и ожидал после рассказов моих таинственных знакомых.
– Скажи, – попросил я. – А что ты помнишь обо мне? Что ты вообще можешь обо мне сказать? Кто я, по-твоему?
– Ну не-ет! – Встрепенулся Николай. – Тогда скажу. Чтобы потом – без непоняток. Помнишь Федю?.. Ну, на лестничной площадке?..
И как-то весь напрягся.
– Припоминаю, – усмехнулся я.
– Так это и был я… И вроде бы узнал… тебя… Ну и... захотел поквитаться… За все насмешки. Я тогда уже был другим и не боялся. Но после вдруг оказалось, что это не ты, а Вова… Так это – это был ты?!
– Я.
Он облегчённо выдохнул.
– Да! Я догадывался!.. – Произнёс вдруг с чувством. – Ты… это... прости... Я… сам не знаю, что на меня нашло… тогда.
– Хм! – Усмехнулся я. – Это мне впору извиняться. Ведь я ж тогда победил.
– Не ты. Вова. – Смущённо поправил меня Николай. – А может даже и не Вова.
– Ты о чём? – не понял я. – Поясни… Если есть, что сказать.
Он затрясся, как при ознобе.
– Я… Я… не знаю… Я… не уверен.
– В чём ты, Коля, не уверен? – Я старался говорить как можно мягче.
– Я не уверен, что ты – это ты… Ведь ты – Кореш... Приходил и пугал меня. И ещё ты…
– Ты о чём? – пожал я плечами. – Не понимаю. И... не помню.
– Прости! Прости! Я больше не буду! – закричал Коля.
– А? Что? – пробудился Вова и недоуменно огляделся. – А! Ты чё голосишь, истеричка?
– Успокойся, Коля, – сказал я. – Это я, я! Николай, Николай меня зовут… Поверь! Просто поверь!
– Ха-а-а-а! – Вова неожиданно расхохотался. – Вон вы уже до чего договорились!
Перестав смеяться, он вскочил, сел, облокотившись на коленки, и заговорил, понизив голос и то и дело оглядываясь то на окно, то на дверь:
– Я ведь – когда сиганул с моста-то… Мне ведь и невдомёк было, что под мостом остров. И последнее, что помню, – лечу вниз и думаю: всё, крышка мне! Я даже удара не помню – ну, об землю-то. Очнулся от какого-то – вихря-не вихря… Хрен его знает, что это было. Лежу я, значит, на песке мордой вниз. А надо мной – точно буря какая! И так жутко!.. Звук такой – как будто тысячи вертолётов с мигалками – так и пробирает насквозь! Потом всё затихло. А я лежу, вжался в землю от страха. Ну, подошли, значит, ко мне люди какие-то. Подняли меня, будто пушинку, встряхнули, поставили на ноги… Ух! Ну и силища у них! А ноги-то у меня трясутся. Думаю: чё за фигня?! Открыл глаза, вижу – мужики вокруг стоят. В прикидах таких – закачаешься!.. Ну, прямо – Коза Ностра какая-то! Подходит, значит, ко мне, по ходу, их главный – в глаза смотрит, пристально так, но спокойно. Только от взгляда этого жуть пробирает. «Здравствуй, – говорит, – Николай!» «Какой я тебе Николай?!» – хотел я ответить, но не рискнул. Ну, думаю, Николай – пусть Николай. Короче, говорил этот мафиози недолго. Но, знаешь, так говорил… Как судья во время приговора. Потом дали мне вот эти шмотки фраерские, – Вова обвёл себя взглядом, – велели переодеваться. А мне, знаешь, жутко так – как салаге по первоходке. Ну, переоделся я, значит. Подошли ещё двое. У одного в руках волына… И держит обеими руками – торжественно так… А другой с приправой ко мне подкатывает… Ну, думаю, всё – кердык, хана румынам! Ритуал, что ли, какой? Пристрелят этак меня, порежут на куски и сожрут. А кости здесь же и закопают. Тот, что с ножичком-то – поднял над головой, показал всем и мне в карман суёт... Ну – ножичек-то. И тот, что с волыной – тоже самое проделал. И сунул, значит, пистолет в другой карман – ко мне то есть. Потом расступились все – чинно так. Вижу – два фраерка чумазых с ноги на ногу переминаются… Ну… Это самое… Ты вот да вон этот. А дальше… Ну… Короче, что дальше, вы и сами знаете.
Внимательно выслушав Вовин рассказ, я спросил:
– А что тебе сказал мафиози?
– А ты будто и не знаешь?! – шёпотом прорычал Вова.
– Честно, не знаю, – ничуть не смутился я. Мне даже как-то стало весело. – Ну честно! Честно-честно!
– Хм, честный ты наш, – мрачно усмехнулся бывший арестант и испытующе на меня посмотрел. – Ну ладно, мутный! Только предупреждаю, что за базар тот и, особенно, за всё, что было потом, кому-то придётся ответить. Короче, Михалыч – знаешь такого, а? – меня обещал – слышишь? – меня паханом сделать! Меня! Меня! Меня!
Последние слова он уже прокричал, отчаянно ударяя кулаком себя в грудь.
– Михалыч! Михалыч! – вдруг заметался и заголосил Николай. – Спасите! Спаси-и-ите-е!
Сорвался с места, выскочил из комнаты и, продолжая орать как резаный, выбежал во двор. За окном уже смеркалось. Некоторое время оттуда доносились вой собаки и рыдания ополоумевшего Николая.
Я же, не обращая внимание на чудачества бывшего Кореша, вперился взглядом в раззадорившегося Вову.
– И что было потом? – жёстко спросил я.
– Пото-ом?! – взъерепенился Вова, вскочил с дивана и, упёршись кулаками в стол, навис надо мной. – Ты спрашиваешь, что было потом?! Ты?! Ты-ы?! Что – типа не помнишь?! Ягнёнком прикидываешься, З-змей Горыныч?!
Я тоже поднялся и, приблизившись к нему лицом к лицу, не отводя глаз, прошипел:
– Да представляешь? Что-то не припомню… Просветишь, может?
И мы долго и молча, не моргая, смотрели в глаза друг другу. Вова моргнул первым. Затем часто заморгал, недоуменно огляделся по сторонам, пожал плечами и снова присел. И я сел, по-прежнему не отрывая от него
