После выхода из ШИЗО проштрафившаяся пара негласно была обязана целых три дня «холить и лелеять» ту, которая по их вине оказалась в самых что ни на есть дискомфортных условиях штрафного изолятора. Оказалась, как принято было говорить в среде преступивших закон женщин, «по ошибке, из-за чужой любви». Чаще всего вышедшую из штрафного изолятора угощали всем, что имелось в запасах влюблённых – чаем, шоколадом, сигаретами. Но, даже если бы ночная дежурная знала, что после выхода из ШИЗО ей шоколадного и сигаретного счастья «не светит», ни одна из них не «заложила» бы своих подруг по несчастью администрации колонии. У этих женщин был свой «кодекс чести», который они свято соблюдали. Не соблюсти его – означало бы уронить собственное достоинство.
***
В конце лета Ольгу внезапно попросил зайти к себе один из дежурных помощников начальника колонии. Фамилия у него, как казалось Ольге, была смешная – Мухоркин. Но то, зачем он обычно вызывал к себе на беседу работников, к смеху и веселью отношения не имело. Отделы ДПНК и оперчасть работали практически в одном направлении. Главной их задачей было обеспечение идеального порядка на территории женской колонии и наблюдение за поведением осужденных женщин, а так же выявление скрытых преступных намерений, к которым некоторые из злоумышленниц проявляли склонность. Пока Ольга шла в кабинет дежурного помощника, она всё прикидывала, зачем она столь спешно могла понадобиться майору внутренней службы Мухоркину. Остановилась в своих мыслях она на том, что речь, скорее всего, пойдёт о недавно появившейся в отряде осужденной Гаманьковой, которая испортила при попытке научиться вязать сетки несметное количество сырья в рабочей зоне, и, стало быть, наказала исправительное учреждение на энную сумму денег. И хотя сумма эта была не ахти какой большой, начальник, а вернее – начальница цеха из вольнонаёмных - сделала надменно-каменное лицо, процедив сквозь зубы, что «на таких недотёп» сырья не напасёшься. При этом она с таким недовольством посмотрела на Ольгу, словно к «недотёпам» она относила не столько Гаманькову, сколько саму начальницу отряда.
Бригадиру, которая должна была следить за вновь поступившими на работу осужденными и лично обучать их нехитрому искусству вязания сеток, Ольга уже вынесла предупреждение, а так же добавила пару внеочередных дежурств по корпусу. И хотя в отделе ДПНК производственными показателями не особенно интересовались, другого повода столь срочного вызова Ольга, перелопатив в мыслях события последних, в общем-то спокойных дней, не нашла.
Когда она вошла к Мухоркину и уже приготовилась к объяснениям по поводу действий неумехи Гаманьковой, майор предложил ей присесть и только тут Ольга увидела, что в кабинете находится ещё одна женщина. Это была немолодая особа, в старомодных очках и тёмно-синей юбке покроя семидесятых годов. На макушке незнакомой дамы устроился обычный пучок седоватых волос, подколотых шпильками. Словно подчёркивая свою «старомодность», женщина, как быстро поняла по известному запаху Ольга, пользовалась духами «Красная Москва» и красила губы ярко-красной, давно вышедшей из употребления у молодёжи, помадой. При этом она приветливо улыбалась, и своей улыбкой, а так же тёмно-коричневой оправой очков, сидевших на переносице, почему-то напомнила Ольге нянечку из детской поликлиники, в которую ей пришлось ходить до четырнадцатилетнего возраста.
- Знакомьтесь, Ольга Геннадьевна, - произнёс Мухоркин, кивнув в сторону женщины, одетой в стиле «а ля семидесятых» - директор школы… он запнулся –
- Лора Васильевна, - поспешила вставить слово та, и, подавая для приветствия Ольге руку, едва заметно поклонилась.
Пожимая лёгкую и маленькую, сравнимую разве что с детской, ладонь, Ольга про себя улыбнулась. У неё была привычка проводить некий мысленный анализ сравнения людей с их именами. Тем самым она как бы «примеряла», подходит имя его хозяину (или хозяйке) или нет. В этот раз она твёрдо укрепилась в мысли, что отдающее чем-то заграничным имя «Лора» больше бы подошло современной молодой женщине, которая была бы чуть постарше Ольги. Начавшей уже седеть директору школы при её старомодной юбке и далеко не современном пучке, больше бы подошло имя наподобие Глафиры или Аграфены, но уж никак не почти молодёжное - Лора.
- Вы, наверное, ещё не успели побывать в наших пенатах? – нараспев произнесла Лора Васильевна, обращаясь к Ольге.
- Ну, почему же, - таким же дружелюбным тоном ответила ей Ольга, - как раз в прошлый понедельник была в школе.
В действительности так оно и было. Начальник отряда и вправду уже успела сходить на второй этаж центрального корпуса, где размещались учебные классы. Осужденные женщины из её отряда как раз дежурили в этот день, приводя в порядок кабинеты, отмывая доски, и парты. Они деловито и аккуратно помыли оконные стёкла и даже лампочки поменяли сами, сославшись на то, что «у электрика и без них работы невпроворот», что было правдой.
Оказавшись в школьном коридоре – он был всего один – Ольга поймала себя на мысли, что школа на территории зоны и школы «за зоной» почти ничем не отличаются. Ей даже показалось на несколько секунд, что она находится в самой обычной городской школе, где на кабинетах точно так же имеются таблички «Кабинет русского языка», «Кабинет географии» и им подобные. Больше всего, однако, удивила Ольгу надпись «Кабинет математики и информатики». «Какая же здесь может быть информатика, если компьютеров нет даже у работников?» - подумала она. Об этом она непринужденным тоном спросила осужденную Ледяеву, которая, несмотря на приближающийся тридцатилетний юбилей, имела за плечами всего пять классов образования, а – стало быть – была обязана посещать школьные уроки, чтобы получить хотя бы какое-то свидетельство об образовании. Ответ, который услышала начальница отряда, одновременно удивил её и заставил внутри улыбнуться: «Ну, и что, что компьютеров нет – так чай в книжках всё написано! По ним и задания задают, а мы их делаем». Ольга хотела было возразить, что без компьютера эти задания ничего не значат, но посмотрела на равнодушное лицо Ледяевой, которую больше интересовала перспектива вымытого пола, нежели школьная программа по информатике, и, дав ей возможность пройти в кабинет с ведром и шваброй, промолчала.
А Лора Васильевна, узнав, что Ольга уже была в школе, обрадовалась и сразу же задала другой вопрос:
- Ну, и как Вам ремонт кабинетов? Кабинет иностранного языка тоже видели?
Видимо, Лора Васильевна была уже осведомлена, что Ольга пришла работать в женскую колонию после окончания института иностранных языков. Ей, как педагогу очень импонировало, что среди женщин в военной форме, теперь будет её коллега. Правда, сама Лора Васильевна преподавала в школе для осужденных женщин математику, но общность взглядов на некоторые педагогические аспекты ей теперь, как она думала, будет гарантирована.
А Ольге пришлось деликатно обойти вопрос, заданный Лорой Васильевной. Дело в том, что в кабинет английского языка Ольга попасть не сумела, потому что застрявший в замке ключ, хотя и поворачивался вправо и влево, но выниматься из скважины ни за что не хотел. Так Ольге и не удалось познакомиться со «своим» кабинетом, а ждать, когда освободится слесарь из рабочей зоны, у неё не было времени. Рассказывать же об этих мелочах директору школы в присутствии заместителя начальника колонии, ей совсем не хотелось, поэтому она только кивнула в ответ.
Дальше Лора Васильевна попросила Ольгу составить список осужденных её отряда, которые будут заниматься в школе.
- Только эту, как её Иванову, не присылайте больше на занятия. Она необучаемая, - чуть ли не умоляющим голосом попросила Лора Васильевна. А Мухоркин вставил: - Деньги считать и людей обворовывать – для этого ей образование не нужно. Умеет до трёх считать – и ладно!
Осужденная Иванова была цыганкой. Не признавая никаких серых платьев, она всегда носила яркую широкую юбку и такую же яркую пёструю кофту. Не считаясь с правилами внутреннего распорядка, и даже отсидев в штрафном изоляторе целых трое суток за неподчинение оперуполномоченному, который потребовал надеть на себя что-нибудь поскромнее, Иванова так и продолжала ходить в своих бросающихся издалека в глаза, одеждах. А поскольку стандартных платьев на складе хватало не всегда, и осужденным иногда всё-таки разрешалось надевать то, что они носили на свободе, Иванова не преминула воспользоваться этим послаблением.
Свободы Иванова лишилась за то, что, по её словам, «всего-то навсего погадала молодому и красивому парню». В личном же деле осужденной Ивановой было записано, что «воспользовавшийся услугами гадалки цыганской национальности Ивановой, некий гражданин С., не обнаружил после оказанных услуг своего портмоне с весьма приличной суммой». Сумма в личном деле была указана тоже, и она никак не равнялась ни трём, ни тридцати, ни даже трём сотням российских рублей. Стало быть, считать Иванова умела достаточно хорошо, и, как видно, ещё быстрее, у неё получилось обчистить карманы зазевавшегося клиента. Вот и выходило, что попала Иванова в тюрьму отнюдь не за безобидное гадание «на любовь», а совсем за другие дела.
При этом образование у Ивановой было всего три класса! Когда бывшая до Ольги начальница узнала о нахождении в своем отряде малограмотной цыганки, она незамедлительно записала её в школу, откуда спустя пару-тройку недель, посыпались замечания от учителей. Спокойно сидеть за партой Иванова не могла (а, скорее всего, просто не хотела). Вместо этого она прямо во время уроков пыталась показывать другим осужденным различные фокусы, которыми, как и любая цыганка, она владела более, чем искусно. При этом в ход шли отнюдь не запрещённые на зоне карты. Пуговицы, скрепки, фантики от конфет, даже чайные ложки! – всё это появлялось и исчезало в руках Ивановой так же быстро, как если бы вся эта мелочь находилась в руках профессионального фокусника, который выступает в цирке. Так что вскоре отряд, числившийся в «хорошистах», стал потихонечку скатываться с первых мест, благодаря всё той же Ивановой. Махнув рукой на непутёвую «школьницу», от которой в отряде начались проблемы с успеваемостью, начальница разрешила Ивановой больше на занятия не ходить. А обрадованная Иванова, которая совсем не считала образование важной для себя вещью, снова начала засиживаться в «нерабочих» бригадах в гостях у других
Хорошо написано.