запомнит и внутри сохранит. И в жизни теперь к образу той чертополоховой, чистой Шотландии стремиться и тянуться будет – в работе своей. Потому что, если будет он везде старательно и честно – с душой – работать, все-таки ближе ко всему тому будет оставаться – так себе он понимал.
Кстати, библию на русском языке, отпечатанную на тончайшей папиросной бумаге, Уздечкин оттуда заимел – кому-то из товарищей местные миссионеры презентовали, а тот, за ненадобностью, Уздечкину передарил.
Библия тоже покоилась в чемодане. Но сейчас Уздечкин взахлеб читал не Книгу книг, но «Замок Броуди». Как в детстве – отрываясь лишь на необходимое. Жаль, что сотни листов толстого романа о трех частях так быстро кончились…
Но дух романа поселился теперь навсегда, помогая потом и в трюме, и в тысячах других жизненных моментах: таким уж Уздечкин был – умел доброе в душе хранить. А как иначе - то: не так много было доброго теперь на белом свете.
Теперь и в трюме короба таскать будет легче – стоит только Мэри Броуди вспомнить…
13. Валера с «Крылова» и здешние трюмные премудрости.
- У нас на «Крылове»…
Это Валера – усатый плотный мужик с небольшим животиком вещал полусонным еще матросам о своей трюмной эпопее на БАТМ «Крылов», где «делал спарку».
Спарка - это один рейс следом за другим все на том же судне. Отработав пять месяцев рейса одного, моряк заранее пишет заявление на рейс следующий, и, слетав домой из Лимы, Лас-Пальмаса, Луанды, или Буэнос-Айреса на три недельки отдыха, возвращался на это же судно – на следующие пять месяцев морской пахоты.
- На «Крылове» там тридцать градусов в трюмах постоянно! Уже вылезешь к этому рефу, руки показываешь – побелели уже: «Ну, выключи ты вентилятор на двадцать минут!». Ни черта!.. Тогда уже мешок с водой набираешь, и – к вентиляционному отверстию. Вырубает в две секунды.
- А почему? – встрепенулся такому дельному совету Уздечкин.
- Воду засасывает в вентилятор, он вырубается автоматически.
- А в какой мешок. Говоришь, воду набирать?
- В полиэтиленовый обычный – для брикетов.
Валера имел в виду узкие продолговатые полиэтиленовые пакеты, в которые упаковывались десятикилограммовые брикеты замороженной рыбы.
Дельный совет Уздечкин с утра на ус намотал! Как крайнюю меру извечной войны с непроходимыми рефмеханиками, как попки, твердящими своё неизменное: «Мне температуру в трюме нагонять надо!». А вот мужичок этот беспокойный, усатенький и востроносенький (еще один!) ему не очень понравился. Больно уж безоговорочен в своих суждениях, каждое из которых ставит единственно правильным заключением к общему спору.
А может, напрасно Уздечкин на товарища грешил. Ведь тот по первому зову готовно занырнул в трюм – показать новичкам, как и что.
- Лом должен быть здесь под рукой обязательно! Без лома здесь – никак. Потому что, когда три короба на столе стоять будет, четвертый в задницу бьёт, от удара разрывается, и брикет из него вылетает, и клинит третий короб. И тогда уже – только с ломом выдирать!
Уздечкин пока еще мало понимал, о чём говорит опытный товарищ, но, конечно, уши навострил. Ему сразу не очень понравился глухой железный лоток, что заканчивался полутораметровым столом с буфером-отбойником (о который и надлежало стукаться съехавшему коробу). Это сооружение стояло мертво, и развернуть его в любую сторону (как на «супере») было никак нельзя. Но да ведь, «супера», на которых славно отработал Уздечкин два рейса, строили немцы, а все БАТМы – николаевской постройки ( в смысле – города Николаева, и очень даже современные, а не времён начала двадцатого века).
«Плевать! – решил себе Уздечкин. – Еще лучше: шустрее бегать придётся».
Не давал он себе покоя!..
- А на этих рыбинсах, - кивая на алюминиевый настил трюма, продолжал между тем Валерий, - валенки истираются за месяц. Но, зато замывать трюм в конце рейса – просто удовольствие! Один со щеткой трёт, а второй из пожарника поливает. Как закончишь – алюминий аж блестит!
Но, и то уже было хорошо – что имелся у Уздечкина теперь знающий товарищ – эксперт. Чуть что – будет к кому обратиться.
14. Водители автобуса.
Вообще, бригада собиралась, вроде как, ничего. Не прошлый рейс, конечно, но да ведь в прошлом рейсе спарщики уже в бригаду, куда и он попал, собрались – по духу, и по интересам… Здесь же пара спарщиков – рыбообработчиков оказалась во вражеской бригаде. Два друга – бывшие водители автобусов, Саня (что сразу стал дружен с Сергеем, и потому часто сиживал в их четырёхместной каюте за чаем и перекуром), и Ашот – чернявый волосатый Аполлон, регулярно качавший безупречный торс в спорт-каюте.
О носе, наверное, уточнять излишне…
Оба они шли в море по второму, всего лишь, рейсу – Уздечкин-то был на целый рейс опытнее!
- Я только в этом рейсе, когда на борт поднимались, и старпом сказал: «Держитесь за леера», - только и узнал, как перила по-морскому правильно называются, - блестя маслинами зрачков, весело рассказывал Ашот. Как-то после открыто поведал он Уздечкину и причину того, почему подался в свои тридцать с лишним лет в море.
- Тут хоть работаешь – в робе этой вонючей, в цеху, в шайзе, но тебя никто тут не видит! А на автобусе – чуть сломалось что: бежишь, мотор открываешь, по пояс залез, измазался; починил кое-как, об ветошку какую-то мал-мал обтёрся – обратно за руль.
Саня, что работал с взрывным Ашотом в одной автобазе (и вместе, надо полагать, их мысль заделаться моряками одновременно и посетила), был спокойным, тоже усатым малым. С Сергеем они стали в этом рейсе на морозильный аппарат левого борта, вполне сошлись характерами, и Саня стал желанным гостем четырёхместки.
- Я говорил всегда пассажиркам с детьми: «Ну чего вы вот сюда – в первые двери, обязательно лезете? Тут самое опасное, на самом деле место!».
- Почему? – дотошно интересовался несведущий Уздечкин.
- Потому что, шофер при любом ударе - столкновении инстинктивно будет себя спасать – влево выворачивать, а правый бок, получается, подставлять.
Про Ашота же Светлана довольно скоро рассказала Уздечкину: «Ну, он в трюме работать не смог. Сначала его, говорят, туда поставили. Две вахты отработал, и сказал: «Всё, больше не полезу».
Сломался, получается, водитель автобуса…
(продолжение следует)
