всегда маленький и всегда она будет за него переживать. Это ты вон камень бессердечный! Сын поехал почти за тридевять земель…
- В соседний город!..
- … почти за тридевять земель, в ночь, по дороге, а зимой на дороге может всякое случиться!..
Виктор Геннадьич громко крякнул в кулак.
- Ну, знаешь что, не преувеличивай, давай тут! Всякое на дороге может случиться! Заметь, не пешком пошли, поехали на машине по отличной дороге. Почти как автобан в Германии, дороги летом ремонтировали по государственной программе. И как ты себе представляешь, они смогут заблудиться, что ли, если будут ехать по дороге из, как говорится в школьной задаче, из пункта «А» в пункт «Б»? надо, знаешь ли, Геля, сильно-таки постараться, чтобы так произошло. Так что успокойся, выпей вон микстурки успокоительной или чаю, могу заварить свежий с бергамотом и с вареньем сливовым.
Ангелина Фёдоровна улыбнулась; ей нравилась способность мужа выходить сухим из воды и выкручиваться из любой сложной ситуации.
- Ты же знаешь, я люблю варенье из клубники, - проговорила примирительно она, оставаться долго сердитой не могла.
- Оч-чень хор-ррр-рошо! – громко, тяня согласные и раскатывая звук «р» раскатисто и звонко, произнёс Виктор Геннадьич, - с клубничным вареньем свежезаваренный чай, да и я с тобой, пожалуй, тоже выпью! – сказал и пошёл на кухню.
- Вить!..
- Что?.. – остановился муж на полушаге.
- Вить, - повторила Ангелина Фёдоровна, - ты, конечно, можешь обижаться…
- На что?..
Ангелина Фёдоровна прикусила верхнюю губу.
- Вить, ну не могу я, так как ты.
У мужа Ангелины Фёдоровны раскрылись широко глаза.
- Как так ты не можешь, Геля?
- Быть спокойным, - закончила она, - ты, вон, даже газету из рук не выпустил.
Виктор Геннадьич посмотрел на газету в руке и положил на стол.
- Что изменится от того, что я начну суетиться, Геля?
Ангелина Фёдоровна развела руками, глаза у неё увлажнились, но она тотчас прогнала слёзы из глаз.
- Так я иду чай заваривать?
Ангелина Фёдоровна утвердительно кивнула.
- Вот выпьем чаю и увидишь…
- … что?
- Что всё в порядке, нужно успокоиться и взять себя в руки. Und keine Panik! – в любимой манере вставлять фразы на немецком закончил Виктор Геннадьич, в школе ему прочили карьеру переводчика или, бери больше и кидай дальше, чуть ли не дипломата, а вот он возьми да и покажи всем, даже родителям и себе же тоже, пошёл учиться в авто-техникум и стал отличным специалистом.
- Ты предлагаешь не паниковать! – чуть не задохнулась Ангелина Фёдоровна и прошла следом за мужем на кухню.
- Ага! – отозвался муж, зажигая газовую горелку и ставя на неё чайник с водой.
- Как так, Витя!
- Предлагаю без гипербол, Геля! – Виктор Геннадьич мягко и добро улыбнулся, но это не подействовало на жену. – Вот увидишь, всё обойдётся!
- Обойдётся?!
- Naturlich!
- А ты, я погляжу, очень спокоен!
- Да, заваривание чая требует тщательной концентрации и предельного внимания!
- Мог хотя бы что-нибудь сделать!
- Что именно?
Ангелина Фёдоровна снова задохнулась в приступе справедливого гнева, а больше того. Что тревога за сына не давала ей успокоиться, да ещё погода за окном угрожающе стремилась к катастрофической развязке.
И тут она выдала, о чём впоследствии жалела, но на данный момент она руководствовалась одними лишь эмоциями.
- Тебе, Витя, всегда была на сына наплевать! Вот! Никогда его воспитанием не занимался! У тебя два любимых занятия: машина и диван с телевизором, остальное огнём не гори!
Свист чайника прервал тираду Ангелины Фёдоровны.
- Зря ты так! – заваривая чай, произносит муж.
- Зря?
- Naturlich! Кто как не я, выполняю все твои прихоти? На машине только в Европу не ездили! А до Урала почти все дороги исколесили путешествуя.
- Ну, - уклончиво промолчала Ангелина Фёдоровна, - да! но вот с сыном…
- Кто его научил приёмам самообороны?
- Ты, Витя.
- Кто привил любовь к труду?
- Тоже ты, Витя.
- Кто посадил за руль автомобиля и показал, как надо водить машину?
- Ну, это же не опровергается, Витя! Но сейчас-то…
- Что сейчас?
- Сделай что-нибудь!
Виктор Геннадьич разлил чай по чашкам. Одну подал жене. Они прошли в зал. Сели на диване.
- Вить… - протянула Ангелина Фёдоровна.
- Метель успокоить? – муж отхлебнул глоток горячего напитка и взял на ложечку немного клубничного варенья. – Так это не ко мне.
- А что к тебе? – не находила покоя Ангелина Фёдоровна. – Сыну, хотя бы, позвони!
Виктор Геннадьич отставил чашку. Взял мобильный телефон. Отыскал номер сына. Нажал кнопку вызова. В трубке сразу же послышались короткие губки отбоя. Он посмотрел на жену.
- Да я слышу, не отвечает! – ответила супруга. – Ясно же, что…
- Мне ясно, что у сына могла сесть батарея, как вариант.
Ангелина Фёдоровна вышла в спальню. Вернулась с клубком шерсти и спицами в руках. Селя рядом с мужем на диван. Принялась вязать, посапывая носом.
- Ну, успокойся, Геля!
- Мне тревожно, Витя.
Виктор Геннадьич допил чай.
- Петька с Артуром поехал, так ведь?
Ангелина Фёдоровна радостно вспыхнула.
- Да!
- Вот и позвони родителям Артура. Может, он с ними связывался.
- Позвони лучше ты.
Муж отказался.
- Я не знаю номера.
10
… и «девятка» красивого цвета «мокрый асфальт», крутясь и выписывая на заледенелой дороге восьмёрки, съехала в кювет и уткнулась передним бампером в наметённый высокий сугроб. Мотор заглох, пару раз чихнув перед этим.
Как Петька ни крутил руль, стараясь выровнять машину, все усилия были напрасны, машина обездвижена; прочно или нет, предстояло выяснить, пока же и водитель и пассажир вели себя каждый по-своему.
Петька с досадой крикнул:
- Вот же блин!
Он стукнул по кожаной оплётке руля обеими ладонями и посмотрел в боковое окно, в дремучую темень снежной ночи, ремень безопасности предохранил от сильного удара.
В отличие от друга, Артур пренебрёг опцией безопасности, за что и поплатился: он больно стукнулся лбом по приборной панели.
- Петь, ты чего? Не дрова же везёшь! – место удара ныло, и Артур тёр его ладонью.
Петька попытался завести двигатель. Он отозвался на поворот ключа в зажигании: заработал, колёса пару раз прокрутились, но машина не выбралась из сугроба. Вторая попытка закончилась тем же и новым отключением движка.
- Аккуратнее можешь? – не успокаивался Артур.
- Стараюсь!
- А ты не старайся! – сказал Артур. – Теперь шишка будет.
- Где? – спросил Петька, крутя ключ в зажигании.
Артур указал пальцем на лоб.
- Здесь! Шишка будет здесь! И поясни, с чего это вдруг ты вздумал тормозить!
Петька посмотрел на друга.
- Ты серьёзно?
- Да!
- Ты вот сейчас это мне говоришь серьёзно?! – и удивление и возмущение звучало в тоне Петьки.
- Да уж поверь, серьёзнее некуда!
- Ты хочешь сказать, ничего не видел?
- Что я должен был видеть?
- И это мне говорит тот, кто буквально несколько минут назад убеждал меня, что ему кажется, будто нас от самого дома кто-то или некто преследует!
- Это говорил я?! – вспыхнул Артур.
- Нет! это говорю сейчас я: нас преследуют, за нами следят, почти от самого дома! Это твои слова, Артур! Я как-то ничего сверхъестественного не видел и инфернального не наблюдал! Это ты у нас, оказывается, специалист по всякой мистике!
Далёкий вой, - то ли волчий, то ли собачий, - зазвучал далеко, но ветер принёс его к машине и этот вой проник в салон машины и зазвучал ещё сильнее.
- Что за чепуха! – закрутился на кресле Петька. – Слышал?
Артур напрягся; он тоже услышал это протяжное звучание, от него ему стало как-то не по себе.
Вой повторился; уже ближе; будто зверь успел за короткое время преодолеть большое расстояние и приблизиться к машине. Стёкла в машине от пронзительного звука завибрировали. И неожиданно что-то подозрительно сильное упрямо начало скрести по крыше.
- Слышал, - проговорил шёпотом Артур.
Вой и скрежет прекратились. Слышался один вой ветра и метели.
- Показалось? – спросил Артур.
- Ага! Показалось! – проговорил Петька, - мне показалось, что-то бросилось под колёса.
Петька ответил так, будто вопрос относился не к звучавшим до этого вою и скрежету.
Артур ощутил в груди некий холод.
- Что здесь в глухомани может броситься под колёса?
Петька не ответил. Помолчал.
- Артур…
11
Татьяна Афанасьевна, мама Артура, сидела на кухне. Неяркий свет настенной лампы освещал круг на столе; в круге света находилась горкой гречневая крупа; её Татьяна Афанасьевна медленно перебирала, отсортированные не отшлифованные крупинки откладывала в сторону.
Временами она смотрела в окно, тогда прекращала работу, упиралась подбородком в подставленную ладонь в наружную сторону и недолго наблюдала снегопад, который ближе к ночи становился гуще.
Оторвавшись от созерцания непогоды, Татьяна Афанасьевна возвращалась к работе, но, нет-нет, да и кидала наполненный тревогой взгляд в окно, вздыхала и снова пальцы автоматически перебирали крупу. Работа успокаивала её тем, что гречневую кашу с сливочным маслом любит сын. Стоит приготовить, как он может есть три-четыре раза в день. С молоком. С гуляшом. С котлетами. Сын в еде непривередлив. Всегда говорит ей: мама, ты готовишь всё очень вкусно, оторваться невозможно; она каждый раз вставляет, зная, что сыну это не нравится: как же будет тебя кормить твоя Нина, если она готовить не умеет.
Артур старается не сердиться, но по лицу видно, как он переживает. Но отвечает с улыбкой, он не может тревожить маму по пустякам: мам, вот посмотришь, она научится, она же не виновата, что в семье самый младший третий ребёнок, желанная дочь, после первых двух братьев спустя десять лет родилась, вот её родители и холят да лелеют.
Татьяна Афанасьевна воспитывала сына одна.
В далёкое время после брака, он, - она даже и сейчас вспоминает те часы с болью и не хочет даже мысленно произносить его имя, отчество дала своего отца, - младший научный сотрудник сверхсекретного закрытого института, специализирующегося на продукции для оборонки, долго уговаривал не спешить с ребёнком, дескать, он может помешать его карьере, а он стремится закончить одну работу, замечательный секретный проект, за который ему могут вручить государственную премию и так далее, и так далее.
Она ему верила и три года отбрасывала все попытки о ребёнке, хотя её родители не успокаивались и спрашивали: Танечка, когда же обрадуешь нас стариков внуком. Татьяна Афанасьевна отмахивалась, говорила словами мужа: спешить с ребёнком не стоит, он работает над одним важным проектом и ребёнок и связанные с ним хлопоты лишь будут ему мешать проект закончить.
Только позже, когда муж не сбежал тайком из дому, а гордо уходя, заявил, что ему высокообразованному человеку как-то не комильфо жить в браке с супругой, которой далеки проблемы науки, Татьяна Афанасьевна вспомнила слова матери, сказанные наедине, чтобы отец не слышал, у него начало с недавних пор болеть сердце: помяни моё слово, доченька, сбежит твой научный сотрудник от тебя и нежелание
