Близился вечер, или краски, кисть и корень многогранника

трубки и прочих курительных принадлежностей, лежавших посередине большого стола.





                                                                                4






    И ровно через день, в половине двенадцатого в залитой мягким светом гостиной уже присутствовала их любимая тётушка. На большом столе были разложены фотографии и различные ценные изделия, привезённых ей, и она уже минут сорок делилась впечатлениями от этой поездки. Когда Анри во второй раз восшествовал в гостиную с подносом «со всём для чая», по ней уже витал лёгкий дымок восточных благовоний, а в маленькой подставке на столе дымилось несколько традиционных курительных палочек. По гостиной витал запах и настрой буддийских монашеских празднеств и храмов, а тётушка слегка прикрыв глаза уже заканчивала рассказ о том, как последние три дня перед отъездом провела в отшельнической хижине, где ей пришлось задержаться из за тропических ливней, а её хозяин подарил ей тогда две статуэтки из слоновой кости, вырезанные ещё где-то в четырнадцатом веке.
  - Вообще-то эти статуэтки, если тебе очень интересно, были вырезаны не в четырнадцатом, а в шестнадцатом веке, - перебил её Монриз, внимательно разглядывая две эти реликвии, - и действительно, они очень хорошо предохраняют их хозяина (но только в том случае, если достались ему честным путём), да, они предохраняют их хозяина от многих болезней, сглазов и несчастных случаев, а вот эта, - сказал он, приподняв одну из них, - помогает путешественникам в дальней дороге не сбиться с пути и охраняет их от нечестных попутчиков и лихих разбойников, и всегда приходит на выручку, если хозяин оказался в беде, или если ему угрожает какая-нибудь опасность.
  - Да, и правда? Ох, Монриз, я так намоталась за время моего путешествия, что когда приехала на остров, то три дня не выходила из квартиры, и ты знаешь... Ты знаешь... Ведь опять, то же самое, мой милый художник. Опять мой сосед, депутат городского собрания, тот самый, который два года назад занял половину моего дома, пользуясь депутатским мандатом, и у которого каждый день звучит громкая глупая музыка, у подъезда паркуются дорогие лимузинов, а его гостей развлекают самые отборные проститутки из самых дорогих публичных домов... Да, тот самый, который недавно попытался ввести на собрание закон об легализации дешёвых наркотиков. Ты знаешь, он опять приходил ко мне позавчера, и показывал депутатский мандат и ордер на вторую половину дома. Ох, Монриз, ты даже не представляешь, сколько сил мне потребовалось чтобы загипнотизировать его, заставить порвать этот ордер и выставить за дверь. Ведь после поездки я была почти вся не своя от этих переездов и путешествий, а этим приёмом я не пользовалась уже давно, и даже не знаю, как он у меня получился...
  - Ага, моя милая, а я узнаю этого героя, ведь это и есть тот депутат городского собрания, чей брат занимает первый этаж нашего особняка, и которого мы видим семь или восемь раз в году. Да, а это даже и хорошо, и ты знаешь, любимая, а твоего соседа мы можем как следует проучить, и если с его стороны будут продолжаться подобные приставания, то тогда мы просто поменяем его место жительства, да ещё и так, что он просто напрочь забудет о твоём доме, о котором так долго мечтал, и будет жить и веселиться уже совсем в другом месте, так ничего и не заметив... С чем я, собственно, его не поздравляю, но, впрочем, ему дано туда дорога.
  Ну что-же, а поднос, который принёс нам Анри уже давно дожидается, чтобы мы обратили на него внимание, и отдали должное этому прекрасному чаю. И хотя ты только что вернулась из страны, которая считается его родиной, но поверь, он от этого не стал ничуть хуже. И Анри, пожалуйста подкинь с журнального столика нашу подборку свежих журналов.
  А в пять часов, когда машина с гостьей отъехала от ворот усадьбы, окно в гостиной хлопнуло и закрылось, и спустя небольшое время два наших друга вышли из ворот и неспешно побрели на вечернюю прогулку, обсуждая по дороге в какое кафе им лучше заглянуть.





                                                                            5




    Выставка, бурно освещённая разнообразной прессой и телевидением продолжалась уже неделю, и очередь перед входом в Главную Художественную Галерею собиралась где-то за час до открытия экспозиций. Ажиотаж вокруг неё был огромный, все свободные места были забиты, и экскурсоводы с ног сбивались от количества желавших посмотреть и ознакомиться кое с чем из немалого выбора её экспонатов. И конечно не секрет, что основным гвоздём выставки были полотна нашего знакомого, половину из которых он разместил по разным концам галереи и оставил под скромным псевдонимом «Монттрень», что, как он пошутил, «пойдёт только на пользу совершенства экспозиции». Но, вопреки этому, большинство, если не все посетители, добравшиеся до этих картин почти не глядя на табличку с псевдонимом поднимали взгляд куда-то вверх, шептали или полуслышно произносили: «Да, Монриз, конечно, Монриз», и отправлялись дальше, почти не смотря на выставленные полотна искать другие его работы.
  Выставка продолжалась уже неделю, и через два дня должна была быть свёрнута, и отправлена на шести самолётах в Лион, а после этого проследовать в Париж, Берлин и Лондон.
  Около полудня в широком зале перед дверью кабинета директора сидело около двадцати серьёзных и взволнованных персон. В основном это были доверенные лица и представители крупных музеев, а также и несколько коллекционеров-миллионеров. Все собравшиеся в тревожном ожидании смотрели на недавно хлопнувшую директорскую дверь, и в наступившей тишине и лёгком говоре безошибочно можно было угадать постоянно повторяемое разными наречиями имя «Монриз», после чего обычно делалась небольшая пауза, и следовал выжидательный взгляд на дверь.
  Все напряжённо ожидали уже где-то минут двадцать, с тех пор как явившийся по вызову художник ни с кем не разговаривая прошёл мимо, и хлопнув дверью скрылся в кабинете. Там его уже полчаса ожидали четверо весьма известных лиц, и крайне взволнованный директор.
  Но вот эта дверь с сердитым скрипом растворилась, и из неё вышел художник, и с решительным оттенком ещё раз повторил, обращаясь к кому-то в кабинете: - Нет, извините, но ещё раз, нет, - после чего хлопнул дверью и молча прошёл мимо собравшихся, которые успели лишь несколько растеряно проговорить: - «Но, сир Монриз, сир Монриз!!!», - но он уже скрылся за дверью и быстро спускался по лестнице.
  Почти сразу дверь директорского кабинета с шумом растворилась, и из неё, с недоумёнными лицами вышли четыре расстроенные фигуры, растеряно повторяя: - «Нет, это невозможно, но он категорически отказался соглашаться ни на каких условиях».
  Собравшиеся ещё минут пять молча смотрели на эту дверь, а потом, негромко переговариваясь на разных языках стали подниматься и направляться к выходу. И в потоке разноязычных разговоров чётким ухом можно было услышать, как один из представителей большой суммы в полголоса говорил своему коллеге: - «Ну, ничего, Роберт, не надо так расстраиваться, я сам слышал как директор говорил в полголоса, что все арендные и торговые вопросы Маэстро будет решать в Париже, а по поводу других картин, если будет время, решит всё в Лондоне. - Так что вы, это же Маэстро»!
  Спустя два дня после этого выставка вылетела в Лион. Там она пробыла десять дней, потом пятнадцать дней провела в Париже, вызвав невиданный сбор посетителей, потом переехала в Берлин, где простояла также десять дней, а после этого переместилась в Лондон. Там она прогостила ещё две недели, и только после этого вернулась на родину. Наверно не стоит лишний раз упоминать, что во всех этих городах наплыв посетителей был огромным, а в Лондоне носил просто неудержимый характер.
  Но, как бы не было, выставка благополучно и с почётом вернулась на родину, где её встретила большая группа встречавших, и полный эскорт до дверей Художественной Галереи, впереди которой ехал сам мэр столицы.
  И вот уже несколько дней вернувшийся Монриз с нескрываемым блаженством сидел у большого горящего камина, и все разговоры велись только на самые безобидные темы.
  И отдыхать ему было от чего. Ведь шутка-ли, два с половиной месяца, забитые разными корректирующими моментами, бессменными репортёрами и посетителями, деловыми переговорами и всевозможными поклонниками, которые умудрялись доставать его даже ночью и задавать всякие вопросы почти по всем поводам. После этого развалишься в кресле, глядя на огонь камина и разминая неторопливую сигарету, так привычно помещающуюся в уютной домашней пепельнице.
  Таково было его настроение после этой насыщенной поездки, в ходе которой после серьёзных переговоров он согласился отдать пять картин в аренду Потсдамской галереи, две картины передать русскому Эрмитажу, а ещё два полотна продал богатым коллекционерам поклонникам. И совершенно понятно, что после всего этого наш Маэстро большую часть времени проводил глядя на каминные огни, неспешно переговариваясь со своим помощником.
  Первые полторы недели они почти никуда не выходили, занимаясь небольшими делами и мелкими заботами, и каждый день, на два-три часа к ним заезжали любимая тётушка и сестра, мягко пытаясь устроить им какой-то комфорт, который, как они прекрасно понимали, им был очень нужен в это время.
  Но время - это очень влиятельная плеяда, которая обычно всё ставит на круги своя. И уже через две недели, немного ближе к вечеру дверь в их особняке распахнулась, и выпустила наружу две подтянутые и одетые по вечернему фигуры, которые бодро и уверенно пошагали на вечернюю прогулку к городскому парку.






                                                                              6




    Два следующих после выставки месяца прошли достаточно спокойно, без каких-либо особых происшествий. Много времени занимали светские вечера и выезды, которые последовали сразу-же после выставки, остальное время проходило за столом у камина и за вечерними городскими прогулками.
  И во время одной из них, уже возвращаясь домой они подошли к последнему переулку, в конце которого виднелась их усадьба. Пройдя несколько минут по нему они остановились, и Монриз положив руку на плечо помощника негромко сказал:
  - Ну вот, Анри, кажется мы добрались, и дальше ты пойдёшь один. А я ещё постою тут, и полюбуюсь этим домом. Ты можешь меня не ждать, я здесь задержусь часа на два - на три. Ведь если помнишь, мы с тобой уже как-то говорили, и ты знаешь, что этот дом мне очень приглянулся по одной, и небезызвестной причине. Так что сегодня я немного подольше задержусь перед этими барельефами.
  - Но, мон шер, а...
  - Нет, не беспокойся, блокнот для эскизов я взял с собой, так что можешь спокойно возвращаться и ложиться. Только предупреди камергера, чтобы он подготовил к моему возвращению чай и что-нибудь перекусить. И пока всё, и ты можешь идти, а я тут ещё помечтаю.   
  Анри понятливо кивнул и пожелав своему другу удачных размышлений пошёл к их усадьбе. А Монриз ещё немного постоял, приглядываясь к каким-то интересующим деталям, и подошёл к высоким барельефам. Там он задержался по полчаса у каждого у каждого, что-то внимательно на них высматривая и делая