Золотой меч Скилура, глава 14

      Близилось время осени, когда кочевье снималось с насиженных мест и двигалось на юг, ближе к теплу, к новым пастбищам.    Каждый день промедления увеличивал риск, в случае ранней зимы, при переходе попасть в непогодь, застрять в заснеженной степи. Зимовье в открытой местности становилось настоящим бедствием для кочевника: морозные степные ветра насквозь продували войлочные покрытия кибиток, тощие запасы воды и пищи грозили голодом, в лютые холода могли начаться – падёж скота и болезни кочевого люда.

      Обстановка требовала решительных действий. Хорошо понимая, что царь и жрица не отступят от намерения покончить с кочевой жизнью племени и, начав строить долговременные сооружения, оставят его зимовать в степи, приспешники Распарагана ускоряли разрушительную работу: усиленно привлекали сторонников, занимались распространением порочащих царя и жрицу слухов.

      Кочевье сделалось похожим на растревоженный улей: люди собирались толпами, живо что-то обсуждали, чаще начинали объезжать молодых коней, носить на поясах боевые ножи, чего обычно не делали.
      Идеи царя Гатала и Верховной жрицы Авесты, до времени не оглашаемые, каким-то образом стали достоянием всего племени и нашли и ярых сторонников, и непримиримых противников. 
      Противостояние грозилось достичь критической точки, и царь решил собрать Совет.

      Царский Совет царя не поддержал. Распараган слово в слово повторил своё выступление на тайной сходке, и Совет единогласно встал на его сторону. Разногласия между царём и его Главным советником означали отставку последнего, и он тут же объявил о сложении полномочий.
      Царь принял отставку без сожаления:
      -Собираем старейшин. Собираем народ. Пусть решают.
      По тому, как это прозвучало, стало понятно: царь поступит так, как повелят его подданные.
      Царь не страдал отсутствием сообразительности. Он понимал: Распараган – глава заговорщиков. Отставка отправит его в его вотчину. Оттуда будет непросто руководить переворотом, если таковой – конечная цель заговора. Старейшины племени – люди достойные. Поддержка власти царя – дело их чести. Они ближе к народу и пользуются бо’льшим авторитетом, чем тупые клановые воротилы – их бездарные вожди, которых заботит лишь собственное благополучие. На старейшин, во всяком случае, можно положиться. Они помогут защитить власть и сохранить порядок. К тому же Сход их даст некоторое преимущество во времени, и можно будет собрать силы и попытаться нейтрализовать заговорщиков.
      Так думал царь.

      Заговорщики думали иначе: в их руках находился прямой наследник царя.
      Забыв обо всём на свете, опутанный интригой, одурманенный приворотным зельем и обласканный любовью потаскухи, Тазий осел в таборе заговорщиков.
      Ему стало невыносимо видеть вместе отца и Авесту и думать о том, что они счастливы.
      Говорят, бог даёт человеку десять жизней, и неоспоримое право выбора одной – единственной.
      Тазий, похоже, делал выбор: вотчина изменника становилась ему родным домом, сам изменник – отцом и наставником, шлюха – невестой.
      Перед ним иногда возникал светлый образ Авесты, навевал лёгкую грусть и тихую щемь. И он готов был, как в детстве, плакаться ей в подол, изобилующий запахом трав и благовоний, и нежным ароматом её тела. Любил ли он Авесту, как подобает мужчине любить женщину, если в душе его остался теперь лишь заметный след, как рубец от зажившей раны. Но раны… Но зажившей…

      В жизни каждого юноши, да, похоже, и девушки наступает период, когда возникает страстная, крайне необходимая, подчас неосознанная потребность любить. Всё равно  кого из себе подобных. Тогда-то и приходит первая любовь. Приходит, чтобы удовлетворить эту потребность. Приходит и… уходит, оставляя по себе неизбывную, светлую память, чистую, как промытое стекло, сквозь которое всё видишь, но ничего не ощущаешь.

      Было ли такое с Тазием?

      Ни царь, ни Авеста, ни Тупий не говорили о недостатках Тазия. Их не было? Или они их не замечали? Они не говорили о его недостатках, но и умалчивали о его достоинствах. Они не были ни слишком строги к нему, ни слишком требовательны. Процесс воспитания царского сына шёл в правильном, нужном направлении. Тупий отлично справлялся с ролью воспитателя, Тазий – воспитываемого. Последний получал определённый заряд энергии и силы, охотно и с успехом осваивал воинскую науку. Получал ответы на вопросы, если они возникали.
      Авеста стала ему всем. Всех собой заменила! Ему с головой хватало её внимания, тепла и ласки, но отец всё чаще отнимал её у сына, и тот стал ревновать, и тихо ненавидеть его.

      Распараган говорил только о достоинствах Тазия. И говорить было о чём: ни одно состязание ни в одном из видов воинского искусства выиграть у Тазия не мог никто. Сильных он одолевал ловкостью, ловких – силой. Он в совершенстве владел техникой и тактикой боя, и это никому не оставляло даже малейшей надежды на благополучный исход поединка.
      Многочисленные громкие победы Тазия вселяли в него уверенность и чувство явного превосходства над другими. Над всеми.        Упорное сопротивление его противников только злило и ожесточало его. Влекомый азартом в настоящий бой, Тазий только и ждал удобного случая:
      –«Ты отправишься в Британию с отрядом языгской конницы», – говорил ему отец, надеясь таким образом оторвать сына и оградить от тлетворного, пагубного влияния заговорщиков. 
      -Царь хочет отправить тебя в Британию, чтобы никто не помешал ему залезть в постель к своей жрице, твоей бывшей возлюбленной, – говорил ему Распараган, заведомо зная, какую невыносимую боль причиняет несчастному юноше.
      -Лучше бы ты рассёк меня своим грязным мечом и вынул мои внутренности – это было бы не так больно, – спокойно отвечал уязвлённый Тазий, ожидая, когда перестанут царапать его гулкое сердце цепкие кошачьи когти.– Что же касается моей бывшей, как ты говоришь, возлюбленной, то я люблю её и сейчас.
      -Интересно, а что ты тогда говоришь дочери моего брата, когда ложишься с нею.
      -Что она – шлюха!
      -Вы уже успели поссориться? – зло прищурился бывший главный советник.
      За стенами шатра Тазий услышал беспорядочный разноголосый шум, ропот собравшейся толпы, о чём-то спорящей, что-то выясняющей. Люди громко говорили наперебой, выкрикивали невнятно слышимые призывы, прозвучал даже боевой клич.
      -Противостояние усиливается. Что ты предпримешь, если народ поддержит царя и не пойдёт за тобой?
      -Если ты – царский сын… - начал было советник…
      -Уймись! – прервал его Тазий. - С царём у меня свои счёты. Я – воин. Я родился воином и хочу умереть им. Моё призвание – меч, а не плуг. А царь хочет, чтобы я ходил за плугом. Ты и твои приспешники дадите мне войско. До Тавриды пятнадцать дней пути. До наступления холодов время ещё есть.

      Советник был подл, но не глуп. У него не было полной уверенности в том, что Тазий окончательно встал на сторону заговорщиков и не повернёт их отряды против них же самих.
      -Тазий, меня пугает твоя гордыня. Война не прогулка. Ты ни разу не был в настоящем бою. Стрелы слепы, они не выбирают мишени. Им всё равно, кто попадёт под их смертоносный лёт.
      «Ты способный ученик, Распараган, – потирала руки интрига. – Распекай его, подзадоривай. Видишь, этот неощипанный петушок уже неудержимо рвётся в бой».
      -Ты видел людскую кровь только на жертвенном камне. На поле битвы море крови. В ней захлёбываются и тонут. Подумай, юноша. Ты ведь не так глуп, чтобы отдать Аресу свою едва начавшуюся жизнь только потому, что думаешь, что ты родился воином и хочешь умереть им. Попробуй походить за плугом. Вдруг тебе понравится.
      -Правда: глупцов не назначают Главными советниками царей. Если вы не доверяете мне войско, что вы от меня хотите?
      Тазий оказался прав: глупцов не назначают советниками царей. Распараган хорошо понимал, что сил у заговорщиков достаточно, чтобы легко расправиться со всеми, кто стоит на стороне царя. Отряд отборных воинов его личной охраны, даже возглавляемый искуснейшим Тупием, не сможет долго противостоять многочисленным отрядам вождей племени. Но он знал и то, что ни один воин не выполнит ничьего распоряжения вступить в бой, кроме распоряжения ц а р я, кто бы им ни был, но  ц а р я. 
      -Ты должен дать согласие на царство.
      -Но это – смертный приговор отцу.
      -В жизни всегда приходиться чем-то жертвовать.
      -Чем-то? Ты не забыл, что Гатал – твой царь. Это «чем-то» может стоить тебе головы.
      -Могло. Но, давай о деле. Ты теряешь отца, но получаешь Авесту. Ты садишься на трон. Совет Старейшин снимает с Авесты обет жрицы и она – твоя жена. Я и мои, как ты говоришь, приспешники даём тебе войско. Ты – законный царь-воин, предпринимаешь поход на Тавриду и завоёвываешь город, который собирался строить в этой глухой степи твой отец, всю свою оставшуюся жизнь. Города ведь строятся долго. Советую тебе подумать.
      -Ты помнишь, что ты уже не Главный, и даже не советник?
      -Если есть что посоветовать, не обязательно быть советником.
      -Но и советчик, вижу, ты тоже никакой. А пока мой отец жив…
      -Пока…