ГЛАВА 9
Джастина поместили в парижскую тюрьму La Sante для особо опасных преступников. Его держали под стражей в одиночной камере. Такая изоляция была предпринята для его же пользы. В общей камере с уголовниками американский шпион не протянул бы и суток. Известно, что нет более ярых патриотов, чем уголовники.
После следствия по его делу, Джастина должны были либо отпустить с миром, либо отправить в спецлагерь для военнопленных летчиков ВВС США, самолеты которых были сбиты над территорией Франции.
Однако, если вина летчиков не требовала доказательств, с Джастиным все было гораздо сложнее. Его вину как раз требовалось доказать.
В тюрьме Джастина допрашивали по 8, а иногда и по 10 часов к ряду, без перерыва. Следователи, конечно, менялись, а ему подмены не предусматривалось. Так что к концу дня он уже ничего не соображал.
Однако, существенных улик против него не нашлось. Пленный это понял сразу. Кроме подозрений Людовика Вожа у следователей ничего не было. Легенда у Джастина была железной. Еще до начала военных действий координаты здания, где располагалось маленькое издательство «Де ла Конкорд» были заложены в память беспилотного самолета, который, когда настало время разбрасывать камни, выпустил по этой цели ракету. Причем в дневное время, когда сотрудники (два или три человека) были на рабочих местах. Этот случай атаки сугубо гражданского объекта списали на погрешности систем наведения. На войне как на войне.
Таким образом, несостоявшийся контракт «писателя» из Канады с парижским издательством никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть.
Если бы у него при обыске нашли рогатку, это была бы серьезная улика. Профессиональных контрразведчиков не проведешь безобидным видом детской игрушки. На самом деле, рогатка далеко не безобидная вещь.
Рогатки входят в комплект оружия, которым оснащается разведывательно-диверсионные группы всех стран, в том числе США.
Стальным шариком из рогатки можно бесшумно снять часового. Кроме того, одним из способов применения рогаток стало метание сигнальных зарядов.
К счастью, когда Вожа позвал его в хитрую забегаловку, он, предполагая возможное свое задержание, избавился от рогатки. Незаметно выкинул её в какой-то мусорный бак, стоявший там, в переулке.
Хотел было избавиться от жвачки с маячками, но передумал. Потому что рогатку можно новую сделать, а маячкам замены не найдется. Рискнул и оставил их при себе.
Но вот какая штука: у него в кармане должно было быть две пачки жвачки. Одна с маячками, другая без таковых. Но при обыске у него нашли и изъяли только одну пачку, это была простая жвачка. А вот куда делась пачка с маячками, он до сих пор ломает голову.
Он прикинул так и эдак. Выходило, что маячки исчезли после посещения квартиры Вожа. Может быть, пока он любезничал с Мадлен в её комнате, Людовик обшарил карманы его пиджака, который он повесил на стуле в гостиной. Когда ужинали, Джастину стало жарко, и он снял пиджак.
Но почему Людовик оставил жвачку у себя? Стоило ему попробовать одну подушечку, то сразу бы обнаружил, что она не жуется, что это некий миниатюрный аппарат. В этом случае, он должен был сообщить о своей находке в контрразведку. И вина Джастина была бы доказана. Но раз до сих пор это не произошло, то…
Джастин терялся в догадках.
* * *
Однажды утром в теплый, почти летний денек, его вызвали к начальнику тюрьмы, полковнику Ги Жоржу.
Джастин явился к нему в кабинет, доложил по форме о своем прибытии и застыл в ожидании. Ги Жорж сидел в старом деревянном кресле и был занят бумагами.
Это был предпенсионного возраста мужчина, здоровый, с одутловатым лицом, упрямым ртом и тяжелыми веками, которые, казалось, ему трудно было держать открытыми.
Видно, бумаги были неинтересными, поэтому начальник не стал томить узника и даже предложил ему сесть. И даже угостил сигаретой.
– Вот что, Хаттон, – сказал полковник, подняв тяжелые веки и уставясь на заключенного мутноватым взором, – Тут к тебе пришли на свидание.
Джастин сразу подумал о Мадлен. Попытался вспомнить её лицо и не смог. Изнуряющие допросы подорвали психическое здоровье. Образ девушки как-то стерся в его памяти, потускнел, как старинный дагерротип.
А, кроме того, ему не хотелось впутывать в это дело молодую невинную девушку.
– Вообще-то, я никого не жду, – ответил Джастин, стараясь растянуть удовольствие, получаемое от сигареты, как можно дольше. – Я уже все рассказал о себе и повторяться не намерен...
Начальник молча нажал кнопку на столе. Дверь отворилось, вошел охранник, который сопровождал Джастина из камеры.
– Проводите заключенного в комнату для свиданий, – приказал начальник лагеря охраннику.
Комната свиданий имела только самое необходимое: стол два стула и узкую солдатскую койку, заправленную суконным одеялом.
В комнате сидела девушка. Она выглядела почти такой, как и всегда. И все же Джастин почему-то не сразу узнал ее. Они не виделись чуть меньше трех недель, но девушка, будто и вправду принадлежала к совершенно иному миру.
На Мадлен была белая блузка без рукавов, темно синяя мини юбка и небольшие солнечные очки. Никаких украшений – одна пластмассовая заколка в волосах. Все вместе очень просто. Совсем чуть чуть косметики.
– Здравствуй, дорогой! – сказала Мадлен, снимая очки.
Он суховато поздоровался и сел за стол напротив нее.
– Я думала, ты меня обнимешь...
Ее улыбка была чиста и наивна. Белоснежные зубы, на губах – помада мягкого оттенка.
– Ну, как ты себя чувствуешь?
– Нормально… Один из следователей сказал мне, что скоро меня из тюрьмы переправят на Юго-запад страны. Сначала в Ла-Рошель, а потом, на один из островов в Бискайском заливе. Там находится спецлагерь для американских летчиков…
– Я знаю, – потускнев лицом, ответила Мадлен. – Мне только что сказал об этом Жан Габен.
– Какой Жан Габен?
– Ну, этот полковник… Он походит на французского артиста Жана Габена – такой же с виду суровый, но в душе добрый, раз позволил нам с тобой увидеться... Хотя я его упрашивала два дня… Джас… Я понимаю, ты обижаешься на меня из-за того, что Людовик сдал тебя контрразведке… Но, честное слово, я не знала, что он служит во Втором бюро…
У Джастина в груди потеплело, ну, в самом деле, чего он надулся как индюк. Девушка ни в чем не виновата…
Он коснулся её руки.
– Как ты проводишь время? По-прежнему гуляешь в Люксембургском саду?
– Нет, прогулки я сократила до минимума. В основном сейчас сижу в Национальной библиотеке. Изучаю рефераты по экстрасенсорным возможностям человека. Все пытаюсь найти ответы на мучащие меня вопросы. Главным из которых – как я сюда попала? И как мне вернуться обратно…
Но ты не думай, что я беспокоюсь только о себе… Как спасти тебя, тоже думаю…
– Ты, главное, не волнуйся. Мне особо ничего не угрожает. Не станут же они меня казнить?! Не те времена. Да и улик у них нет совсем. В спецлагерь могут посадить. На всякий случай. До конца войны.
– Я буду ждать тебя!.. Я люблю тебя, Джастин!
– Я тоже тебя люблю.
Повисло тягостное молчание. Они не настолько хорошо знали друг друга, чтобы вместе молчать.
Мадлен вышла из положения. Она открыла сумку, которую принесла с собой и стала выкладывать на стол еду.
– Хочешь кофе? – девушка отвинтила крышку термоса. – Настоящий бразильский!..
Джастин первым делом набросился на сэндвичи с ветчиной. Не то чтобы в тюрьме его не кормили, но паек был чрезвычайно скуден. О ветчине же приходилось только мечтать.
Он ел, а она смотрела на него, как это делают все женщины мира, когда кормят своего любимого мужчину.
– Эту ветчину Людовик купил на черном рынке, – сказала она, подкладывая на бумажную тарелку новые сэндвичи.
– Передай ему мою благодарность. Он очень заботливый человек. Сначала сажает меня в тюрьму, потом кормит вкусной ветчиной…
Он рассмешил её.
Чтобы найти тему для дальнейшего разговора, Джастин спросил:
– Ну и что ты там вычитала, в книгах?
Мадлен оживилась, заговорила с огоньком в глазах:
– Понимаешь, оказывается, есть люди, которые как-то умеют управлять временем. Замедлять его, почти останавливать. Но чтобы эта способность проявила себя, организму нужна встряска. Самое лучшее средства для форсажа сверхспособностей, это испуг. Пятилетний ребенок падает из окна девятого этажа. Его находят на земле без травм, без переломов, без единой царапины. Не чудо ли это? Нет. Просто он обладает сверхспособностью управлять гравитацией. Делает свое тело невесомым. Причем, все происходит неосознанно, спонтанно.
Джастин кивнул, сделав глоток горячего кофе, потом высказал свое мнение:
– По-моему, на такое организм способен раз в жизни, в крайнем случае, дважды. Если человек возомнит себя птицей, потеряет страх и начнет прыгать с небоскреба каждый день, то, разумеется, он разобьется.
– Согласна. И вот еще что: многие летчики рассказывали, что в момент отказа двигателей, всего за три-четыре секунды, они успевали проделать множество нужных действий, на которые в обычных условиях у них ушло бы уйма времени, и часто спасали самолет и себя.
– Ты хочешь сказать, что в момент взрыва твой организм испытал такой шок, что это вызвало срабатывание защитного механизма, и ты переместилась в пространстве? Ведь время, это еще и пространство. Ибо по отдельности они не существуют. Есть пространство-время. Твой защитный импульс был настолько силен, что тебя забросило в другое пространство-время, в параллельную вселенную.
– Да, именно это я и хочу сказать.
– Я где-то читал, что вселенных много и они буквально рядом, как листы книги, где корешком служит некая мультивселенная, их
