Фантазии и придумки развивают
ум автора, но здесь только "голимая"
Правда.
За километр до поселка Холодный подсадил двух женщин, идущих пешком, – одна пожилая, а другой - лет 35-40. У них было по ведру голубики. Она собрана чистая, но это долгий труд.
Я собираю ведро за 20 минут, если кусты высокие, а ягода хорошая. Кладу на дно немного травы, чтобы ягода не разбивалась - она мягкая. Верхушки кустика в пучок над ведром и хлопок сверху рукой. Периодически перекладываю траву наверх. Так же с горной черной смородиной. Отделяю от сора в воде, в ванной, с дальнейшей просушкой или продувкой.
Женщины не одобрили мою методику, но более заинтересованно выслушали о придуманном мной приспособлении для сбора брусники. В отличие от комбайна - не утомляет руку и не калечит кустики.
- Применяю в основном там, где кустики мелкие и земля как бы усыпана ягодами. В пластмассовой крышке от реле (используется в трансформаторных будках) на одной из длинных сторон делаю до десяти насечек трехгранным напильником, глубиной примерно 10 миллиметров. Углы заглаживаю. Беру в правую руку. Ягода как бы выдаивается из кустиков, зажатых в насечках между левой рукой и самим приспособлением. Хлоп-хлоп-хлоп – полчаса, а то и меньше – ведро полно.
Так, болтая о тихой охоте, я завез женщин в поселок Холодный, до их дома. Еле расстались. Эта задержка сыграла свою роль.
Моя гостья, на своей машине, обогнала меня километра за два до городка и тормознула грубо. Мой «Ниссан Ланглей» слегка чмокнул бампером зад ее Ниссан Патрола.
Сдав машину назад, сдержав раздражение, я перебрался к ней в машину и сел рядом.
- Hello.
- Hi, – она протянула ко мне руку, а в ней самородок в форме подковы, весом с унцию. Значит, такой был на чаше весов среди самородков, которые я оставил на столике и предложил ей, на выбор, взять на память.
- Возьми! Дура, что взяла. Мне от тебя ничего не надо!
- Почему нет? Счастьем не бросаются. Сглазишь! А самородок уникальный - золото с платиной. Возможно, он единственный во всей Вселенной. По форме он равен драгоценному камню!
Я мог и дальше расхваливать и превозносить этот, так хотелось сказать – «кусочек дерьма», но был бы не прав. Добытый трудом, он не менее ценен, чем с любовью выращенная картошка. Но раз в России делают из золота фетиш – это кому-то надо.
«Анютины глазки» вроде чуть смягчились, но не совсем.
- Ты бросил меня как... как какую-то бичиху. Мне что, радоваться?
- Ты уезжала, сторож там был?
- Собака лаяла и я его выпустила из машины.
- Понятно. Но, не такое уж я сокровище! Вот если бы от тебя сбежал молодой красавец.
- Если бы. Мне вдвойне обидно, что сбежал не молодой и знаю, не импотент.
Только тут я обратил внимание, что на ней не легкомысленный халатик. Она была в пуловере ажурной вязки с широкими рукавами до локтя и в джинсах-стрейч.
Женщины бывают разными. Как-то, одна сказала мне, что не доверяет себе самой и не может отвечать за свои поступки и слова. И что, вообще, нельзя принимать всерьез слова любой женщины.
По аналогии припомнил Арчи Гудвина, который сказал про свою знакомую Сюзен: Ее речь - нечто особенное, ты не только никогда не знаешь, что она тебе скажет, она сама этого не знает. Однажды я поцеловал её от всей души, а когда отпустил, она мне и говорит: «Один раз я видела, как лошадь целует корову…».
Но слова той знакомой я тогда не принял всерьез. Хотя знаю: по внешнему виду женщины трудно догадаться о её истинных мыслях, особенно нам, мужчинам. Французы говорят: если женщина не права, то перед ней надо извиниться. Но сейчас, пожалуй, неправ я.
- Я исправлюсь. А знаешь что? Ты стихи любишь?
- Это тут причем?
- Если не возражаешь, я выдам «на гора» коротенький стишок о нас, - о тебе и обо мне. Экспромт. Сходу, без поправок. Если понравится – ты меня простишь.
- Так ты еще и поэт? А сможешь?
- В математике я смыслю больше, а стихов не писал 100 лет. Давным-давно поэт Роберт Рождественский, - вспомни его стих: «Мгновения… как пули у виска…», - неплохо отзывался о моих опытах. Он выступал у нас в университете, и я, от комитета ВЛКСМ, организовывал его встречи со студентами. Вот с ним я пил на брудершафт.
- Ну, тогда конечно! Брудершафт убеждает. Читай свой стих!
- Как тебя звать?
- Что?! Ты не знаешь? Мое имя Марина.
- Так слушай, Марина:
Ах, Марина! Впрямь ты Прима.
Сердце сцены. Центр ринга.
Пена волн из сказки Грина.
Стретта требуешь, экстрима.
Я ж, как шелудивый битый Динго,
Кто и кенгуру догнать не в силе.
С неба не сойдет Харитов милость,
Миловаться мне с Харибдой, с Сциллой.
Странно. Сходу, с четырехстопного на пятистопный хорей. В поиске унылости, что ли? Канцоны какие-то… - подумал я.
- А дальше? - Марина ждала продолжения.
- Это экспромт. Я сказал все.
- Так мало?
- Почему? Сказано достаточно. Вот Хариты. Ко мне они уже равнодушны, а к тебе наоборот. Аглая с Евфросиной дарят тебе веселье и радость, Талия – изящество и сексуальность. Женщине много дано. Вот сексуальность – это космическая энергия. У умной женщины она как скальпель в руках хорошего хирурга, а у глупой…
- Про женщин я поняла. Скажи о себе.
- Что я? Вся моя радость в труде - почти Сизиф. Тоже катаю камни, но не в гору, а в воде. Правда, могу прожить и без этого.
- Ты катаешь камни не ради денег?
- Как сказать. Сейчас все быстро дорожает. Но когда мои друзья предложили объект с содержанием золота во много раз больше, чем сейчас у меня - я переуступил его другому. Это у поселка Октябрьский, ручей правый Буй.
- Все же, почему?
- Он тоже старатель. У него была полоса невезения, и он постоянно рассказывал мне о своих бедах, намекая на помощь.
- Ну что, помог?
- Да, сейчас он успешен, даже очень.
- Это как?
- Недавно присутствовал на моей съемке и сказал, что удавился бы, если снимал так мало. Но дело не только в слабом содержании золота - я работаю один, а у него звено из нескольких рабочих.
- Почему ты один?
- Да, одному физически трудно, но спокойствие важнее. Никого не надо подгонять или ругаться. Это уже было. А с собой ладить я умею. Важно уметь договориться с собой, со своим сознанием. Дружить с ним, чтобы иногда быть счастливым и наслаждаться простыми радостями - зная при этом, что нет ничего постоянного. Это лечит, даже задерживает старение. У глупых людей жизнь беспокойная и дерганая – к ним нет ничего, кроме иронии. В моем возрасте надо невзгоды отгонять смехом. Лечит и кот – он периодически лижет мне шею и руки…
Но хватит о земном. Как тебе мой экспромт?
- Не хватает еще нескольких строк!
Я посмотрел на часы. В ГОК я уже опоздал, а золото смогу сдать только завтра утром. Придется заночевать дома, в городке.
- Хорошо! Скажи, Марина. Я сравнил тебя с небесной девушкой, а сама ты - кем бы хотела быть?
- Принцессой, из-за которой бьются, воюют!
- Ну, тогда слушай послесловие:
В лунном свете лик Елены,
Вмиг распят ее презреньем!
В полный рост прибит к Селене.
Стон стоит во всей Вселенной...
- Это о нас? И обо мне?
- Да.
ум автора, но здесь только "голимая"
Правда.
За километр до поселка Холодный подсадил двух женщин, идущих пешком, – одна пожилая, а другой - лет 35-40. У них было по ведру голубики. Она собрана чистая, но это долгий труд.
Я собираю ведро за 20 минут, если кусты высокие, а ягода хорошая. Кладу на дно немного травы, чтобы ягода не разбивалась - она мягкая. Верхушки кустика в пучок над ведром и хлопок сверху рукой. Периодически перекладываю траву наверх. Так же с горной черной смородиной. Отделяю от сора в воде, в ванной, с дальнейшей просушкой или продувкой.
Женщины не одобрили мою методику, но более заинтересованно выслушали о придуманном мной приспособлении для сбора брусники. В отличие от комбайна - не утомляет руку и не калечит кустики.
- Применяю в основном там, где кустики мелкие и земля как бы усыпана ягодами. В пластмассовой крышке от реле (используется в трансформаторных будках) на одной из длинных сторон делаю до десяти насечек трехгранным напильником, глубиной примерно 10 миллиметров. Углы заглаживаю. Беру в правую руку. Ягода как бы выдаивается из кустиков, зажатых в насечках между левой рукой и самим приспособлением. Хлоп-хлоп-хлоп – полчаса, а то и меньше – ведро полно.
Так, болтая о тихой охоте, я завез женщин в поселок Холодный, до их дома. Еле расстались. Эта задержка сыграла свою роль.
Моя гостья, на своей машине, обогнала меня километра за два до городка и тормознула грубо. Мой «Ниссан Ланглей» слегка чмокнул бампером зад ее Ниссан Патрола.
Сдав машину назад, сдержав раздражение, я перебрался к ней в машину и сел рядом.
- Hello.
- Hi, – она протянула ко мне руку, а в ней самородок в форме подковы, весом с унцию. Значит, такой был на чаше весов среди самородков, которые я оставил на столике и предложил ей, на выбор, взять на память.
- Возьми! Дура, что взяла. Мне от тебя ничего не надо!
- Почему нет? Счастьем не бросаются. Сглазишь! А самородок уникальный - золото с платиной. Возможно, он единственный во всей Вселенной. По форме он равен драгоценному камню!
Я мог и дальше расхваливать и превозносить этот, так хотелось сказать – «кусочек дерьма», но был бы не прав. Добытый трудом, он не менее ценен, чем с любовью выращенная картошка. Но раз в России делают из золота фетиш – это кому-то надо.
«Анютины глазки» вроде чуть смягчились, но не совсем.
- Ты бросил меня как... как какую-то бичиху. Мне что, радоваться?
- Ты уезжала, сторож там был?
- Собака лаяла и я его выпустила из машины.
- Понятно. Но, не такое уж я сокровище! Вот если бы от тебя сбежал молодой красавец.
- Если бы. Мне вдвойне обидно, что сбежал не молодой и знаю, не импотент.
Только тут я обратил внимание, что на ней не легкомысленный халатик. Она была в пуловере ажурной вязки с широкими рукавами до локтя и в джинсах-стрейч.
Женщины бывают разными. Как-то, одна сказала мне, что не доверяет себе самой и не может отвечать за свои поступки и слова. И что, вообще, нельзя принимать всерьез слова любой женщины.
По аналогии припомнил Арчи Гудвина, который сказал про свою знакомую Сюзен: Ее речь - нечто особенное, ты не только никогда не знаешь, что она тебе скажет, она сама этого не знает. Однажды я поцеловал её от всей души, а когда отпустил, она мне и говорит: «Один раз я видела, как лошадь целует корову…».
Но слова той знакомой я тогда не принял всерьез. Хотя знаю: по внешнему виду женщины трудно догадаться о её истинных мыслях, особенно нам, мужчинам. Французы говорят: если женщина не права, то перед ней надо извиниться. Но сейчас, пожалуй, неправ я.
- Я исправлюсь. А знаешь что? Ты стихи любишь?
- Это тут причем?
- Если не возражаешь, я выдам «на гора» коротенький стишок о нас, - о тебе и обо мне. Экспромт. Сходу, без поправок. Если понравится – ты меня простишь.
- Так ты еще и поэт? А сможешь?
- В математике я смыслю больше, а стихов не писал 100 лет. Давным-давно поэт Роберт Рождественский, - вспомни его стих: «Мгновения… как пули у виска…», - неплохо отзывался о моих опытах. Он выступал у нас в университете, и я, от комитета ВЛКСМ, организовывал его встречи со студентами. Вот с ним я пил на брудершафт.
- Ну, тогда конечно! Брудершафт убеждает. Читай свой стих!
- Как тебя звать?
- Что?! Ты не знаешь? Мое имя Марина.
- Так слушай, Марина:
Ах, Марина! Впрямь ты Прима.
Сердце сцены. Центр ринга.
Пена волн из сказки Грина.
Стретта требуешь, экстрима.
Я ж, как шелудивый битый Динго,
Кто и кенгуру догнать не в силе.
С неба не сойдет Харитов милость,
Миловаться мне с Харибдой, с Сциллой.
Странно. Сходу, с четырехстопного на пятистопный хорей. В поиске унылости, что ли? Канцоны какие-то… - подумал я.
- А дальше? - Марина ждала продолжения.
- Это экспромт. Я сказал все.
- Так мало?
- Почему? Сказано достаточно. Вот Хариты. Ко мне они уже равнодушны, а к тебе наоборот. Аглая с Евфросиной дарят тебе веселье и радость, Талия – изящество и сексуальность. Женщине много дано. Вот сексуальность – это космическая энергия. У умной женщины она как скальпель в руках хорошего хирурга, а у глупой…
- Про женщин я поняла. Скажи о себе.
- Что я? Вся моя радость в труде - почти Сизиф. Тоже катаю камни, но не в гору, а в воде. Правда, могу прожить и без этого.
- Ты катаешь камни не ради денег?
- Как сказать. Сейчас все быстро дорожает. Но когда мои друзья предложили объект с содержанием золота во много раз больше, чем сейчас у меня - я переуступил его другому. Это у поселка Октябрьский, ручей правый Буй.
- Все же, почему?
- Он тоже старатель. У него была полоса невезения, и он постоянно рассказывал мне о своих бедах, намекая на помощь.
- Ну что, помог?
- Да, сейчас он успешен, даже очень.
- Это как?
- Недавно присутствовал на моей съемке и сказал, что удавился бы, если снимал так мало. Но дело не только в слабом содержании золота - я работаю один, а у него звено из нескольких рабочих.
- Почему ты один?
- Да, одному физически трудно, но спокойствие важнее. Никого не надо подгонять или ругаться. Это уже было. А с собой ладить я умею. Важно уметь договориться с собой, со своим сознанием. Дружить с ним, чтобы иногда быть счастливым и наслаждаться простыми радостями - зная при этом, что нет ничего постоянного. Это лечит, даже задерживает старение. У глупых людей жизнь беспокойная и дерганая – к ним нет ничего, кроме иронии. В моем возрасте надо невзгоды отгонять смехом. Лечит и кот – он периодически лижет мне шею и руки…
Но хватит о земном. Как тебе мой экспромт?
- Не хватает еще нескольких строк!
Я посмотрел на часы. В ГОК я уже опоздал, а золото смогу сдать только завтра утром. Придется заночевать дома, в городке.
- Хорошо! Скажи, Марина. Я сравнил тебя с небесной девушкой, а сама ты - кем бы хотела быть?
- Принцессой, из-за которой бьются, воюют!
- Ну, тогда слушай послесловие:
В лунном свете лик Елены,
Вмиг распят ее презреньем!
В полный рост прибит к Селене.
Стон стоит во всей Вселенной...
- Это о нас? И обо мне?
- Да.