настоящим чудом! Это было невероятно! Витька мгновенно взбодрился. И вся тяжесть сразу отлегла от сердца. Сашка тоже, преобразился на глазах, ожил весь и как-то глуповато похохатывал.
Оказалось, что подобрал отец более-менее удачное место для привала из расчета, чтобы спокойно, засветло успела подтянуться и собраться там вся бригада. И чтобы всем вместе поужинать, не шарахаясь в ночи.
Продолжать путь дальше, по темноте он не решился. Рискованно слишком, и как дважды два, заблудиться можно. Шурка на своем ДТ-75 подтянулся уже часа как полтора назад, а Сашкиного трактора все не было и не было. Отец забеспокоился – не случилось ли чего, и выехал им навстречу.
И оказалось – вовремя, потому что солнце уже скрылось наполовину за горизонтом и до наступления темноты совсем мало оставалось времени. Успокоился отец, убедившись, что не сломался их трактор и уверенно идет своим ходом. Витька же первым делом спросил о воде, и пока отец соображал, напрягся весь, боясь, что её в машине не окажется. А отец не сразу и понял, почему Витька с Сашкой так измученно выглядят, а когда дошло до него Сашкино разгильдяйство – развел руками обескуражено и громко выругался. Правда – без матерков. И тут же полез в кузов. Там у него стояла фляга с водой и он суетясь вытащил её из укрытия и торопливо раскрыл.
Нашлась и кружка. Витька припал к ней воспаленными губами и сделал несколько судорожных глотков. Сознанием уловил, что вода очень теплая и не дает того сладостного наслаждения, которым грезил он последние часы, представляя в мыслях как будет эту воду пить. Холодную, леденящую…
Но и эта вода из накалившейся теплом фляги с каждым глотком приносила сладостное облегчение, ибо важнее всего было то, что она – МОКРАЯ!!! Растекалась по телу и растворяла противную мучительную сухоту. Особенно – во рту!
А отец, стоял в кузове, глядел на него сверху и приговаривал
– Не пей много сразу, не надо… Просто набери в рот и полощи…
Легко сказать! Витька, конечно, слышал его пожелания, но действовал инстинктивно и опустошил кружку, как ему показалось, мгновенно – за один присест.
А вторую, – жадно, большими громкими хлюпающими глотками вливал себя Сашка, и со стороны казалось Витьке, что он вот-вот захлебнется в спешке, и подавится. Обошлось. Выпил всю, да еще и на дно заглянул недоверчиво – а вдруг, есть еще немного…
Воды у отца было – половина фляги. Её нужно было экономить, но отец, сочувствуя, заставил их умыться, вылил по кружке воды на головы, а потом еще по одной, тонкой струей и на спину, по очереди, чтобы ополоснули тело.
И от этих нехитрых процедур полегчало им окончательно. Да к тому же, и солнце, наконец, совсем исчезло за горизонтом и унесло с собой остатки разящих лучей. И почти обессилел совсем без солнечной подпитки надсадный, давящий, всепроникающий зной под напором надвигающейся темноты. Обессилел, ослабил напор, но не исчез совсем.
До места ночевки надо было проехать еще километров пятнадцать, но Витька категорически отказался возвращаться с отцом на его машине. Бросить Сашку в тракторе одного после всего пережитого, представлялось Витьке настоящим предательством. Ну не мог поступить он так и все! И отец его понял. Заправил Сашкину фляжку солдатскую водой до отказа и передал Витьке – пользуйтесь, мол. И уехал, оставляя за собой отчетливый след на расползающемся песке.
Целых полтора часа еще, полностью пришедшие в себя и повеселевшие, гнали в темноту свой трактор с двумя тележками Сашка и Витька. То и дело, по ходу, прикладывались по очереди к фляжке, делали по глотку и дружно высматривали на горизонте среди, все отчетливее и отчетливее прорисовывающихся звезд, вожделенные огоньки бригадного ночлега. А когда, наконец, обнаружили костер и добрались, – фляжка их была опустошена полностью. До последней капельки. Пристроили сбоку у застывших машин свой трактор, заглушили мотор и оба направились к костру, отмахиваясь от комаров, вдруг тучей на них навалившихся.
