Часть 3.
Глаза на этот раз Владимир не стал прикрывать, хотелось увидеть 'грань перехода'. Но всё произошло очень просто как при смене фотографий при просмотре слайдов: на какое-то мгновение одно изображение затуманилось, а второе появилось! Почувствовалось лёгкое, почти незаметное, уплотнение воздуха в долю секунды и всё.
Он стоял на окраине деревни Новообинцево, в начале её главной и широкой улицы.
'Видимо, всё опять получилось, - уже более спокойно воспринял Владимир происходящее, - если так, то сейчас должно быть 22 июля 1966 года. Остаётся одно - проверить так это или нет!'
Он обернулся назад, сзади вдоль дороги, по одной её стороне, простиралось до горизонта пшеничное поле, а по второй - пологий уклон, с пожухлой от солнца травой, уходящий вниз до самого оврага. Как всё это было знакомо, с далёкого детства: знакомый запах полевых цветов и разнотравья, смешанный с теплым июльским ветерком и особый запах деревенской жизни. Нет, запах не навоза, а запах жизни! Настоящей деревенской жизни, ни с чем несравнимый запах размеренности и основательности этой самой жизни. По этой главной улице он входил в деревню каждое лето в течение десяти лет, приезжая на каникулы и, пройдя через всю деревню, спускался под гору, где жили его дедушка и бабушка - родители матери.
Вот и сейчас, постояв несколько минут, и справившись с минутным волнением, Владимир зашагал по знакомому маршруту.
В деревне стояла тишина и, только иногда, было слышно кудахтанье куриц во дворах, а людей не было видно.
'День. Время покосов'.
Сейчас почти все деревенские были за рекой на заготовке сена, а кто не там, тот в своем огороде занимался прополкой. В каждой усадьбе огороды большие, не менее 20-30 соток!
Приятные воспоминания из детства стали выстраиваться картинками. Пятьдесят лет прошло, а так явно вспомнилось. Да, в тот год они, всей семьёй, в первый раз поехали с Севера в отпуск на 'малую Родину'!
На 'материк', как говорили норильчане, на отдых.
Отдых отдыхом, но вначале июля в деревне начиналась сенокосная страда. Вовке тогда это было в диковинку, а потому интерес к этой работе он имел большой. Еще заранее они с дедом ездили выбирать место для покоса, переправившись через реку на огромной деревянной лодке с мотором, её называли бригадным баркасом, потому что дед часто переплавлял колхозные бригады доярок и косарей на ту сторону Оби.
Тогда, в первый день, перед косовицей, за реку они плыли всей семьёй: отец с матерью, брат, бабушка и ещё человек шесть соседских теток и мужиков.
Вовка держался ближе к деду, а вдруг дед даст и ему порулить лодкой!
Старший брат тоже претендовал на 'должность рулевого', но Вовка был пошустрее и крутился возле деда, стараясь не дать возможности Славке занять место на скамейке возле мотора.
- Чё, ты, тут крутишься, иди и сядь к родителям! - Говорил Славка. Но для Вовки это было нисколько не убедительное требование. Он плотно уселся у руля:
- Иди, сам садись! Вишь, я бечевку 'заводную' держу!
- Слав, да пусть он там сидит, он же младше! А ты вперед иди, а на обратном пути поменяетесь! А ты, Вовка, сиди там смирно, не егози, река все-таки! - Сказала свое веское слово мама.
- Ты, сопляк, получишь потом у меня! - Как всегда 'ласково' и тихо прошептал брат, ткнул втихаря Вовку под бок, и перебрался в нос лодки.
Лодка, управляемая дедом, некоторое время двигалась вдоль берега вверх по течению реки, немного вибрируя, расплющивая небольшие встречные волны.
Одной рукой Вовка держался за руль мотора, а другой за борт лодки.
Он рассматривал отвесный глиняный берег. От берега отваливались большие и маленькие пласты земли, подмываемые волнами, и торчали, как тоненькие и толстые змеи, извилистые корни деревьев.
Наблюдать было интересно.
Сочетание корней, различных причудливых форм, с рельефом обрывистого берега, создавало причудливые, бесконечные и меняющиеся картины. Если внимательно всмотреться, то можно было увидеть очертания каких-то доисторических животных, а если еще и пофантазировать, то и...
Видимо, гримасы Вовкиного лица, от увиденного и придуманного им, было такое смешное, что дружный смех, сидевших в лодке, вывел его из внутренних фантазий.
Он посмотрел на всех и, встретившись с 'влюбленным' взглядом брата, крепче взялся за руль, приняв 'позу победителя', помахав при этом свободной рукой Славке.
Через некоторое время дед повернул лодку под небольшим углом в направлении протоки, видневшейся на другой стороне реки. И теперь волны, ударяясь о борт, разбивались на мелкие брызги, взлетали вверх и приятно освежали лица пассажиров легкой и влажной взвесью, а другая часть волны, разделившись, струилась вдоль бортов белой пузырящейся пеной, вновь соединяясь, позади лодки, в новую волну. Однообразия в этом не было и каждый раз разделение волны на брызги и пену, и последующее воссоединение, происходило по-разному, по-своему!
Противоположный берег, густо заросший деревьями и кустарниками, быстро приближался и становился все ближе и ближе.
Вскоре лодка медленно и чинно вплыла в устье протоки. Шириной протока была метров десять-пятнадцать, а вода в ней как будто не двигалась и была темной и гладкой, высокие деревья по обоим берегам наклонились от тяжести веток и густым, плотным строем угрюмо нависали над водой, кое-где даже соприкасались верхушками между собой, образуя подобие тоннеля.
Казалось, что время здесь остановилось, зависло в вековой прохладной и ароматной тишине. И только шум мотора нарушал эту идиллию.
Впереди показался мыс. В этом месте две протоки соединялись в одну. Свернув в правую протоку, и проплыв около километра, лодка плавно причалила к берегу.
Было видно, что данный 'причал' используется уже не один десяток лет, так как он имел пологий, вытоптанный годами берег, расчищенный от зарослей. Выйдя из лодки, Вовка ногами ощутил приятную разницу твердости земли от твердости дна лодки.
И это непроизвольно отложилось в его голове.
Их большая компания разделилась на несколько групп: отец с братом остались у лодки рыбачить, женщины, по двое, взяв лукошки и ведра, отправились на сбор ягоды и заготовки трав, а мужики и Вовка с дедом пошли высматривать места для разметки покосов.
Запах разнотравья заливных лугов кружил голову, тишина была необычайная, и только жужжание слепней и стрекотание кузнечиков было основным музыкальным фоном этой тишины, да отдаленное кукование кукушки иногда нарушало, или дополняло её.
Босоногий Вовка бежал далеко впереди мужиков по горячей полевой дороге и легкий июльский ветерок, насыщенный ароматом трав и утепленный солнечными лучами, весело трепал его белокурые волосы и приятно щекотал тело под рубашкой.
Голос деда остановил его одинокий бег:
- Вовка! Иди сюда, мы пришли!
Возвращаясь назад к мужикам, стоящим возле вбитого в землю куска железа, он услышал часть их разговора:
- ...как и в прошлом году.
- Не, в прошлом году трава, кажись, похилее была, а ныне гляди какие 'бобылки' плотные. Добрая травка!..
Пока мужики вымеряли и делили места покосов Вовка с палкой, как с саблей, бегал по траве, местами доходившей ему по грудь, и сбивал 'бобылки' с луговых цветов. Огромное, необъятное поле, перемежаясь густыми кустарниками, простиралось далеко-далеко, до недосягаемого горизонта...
...Обратная дорога показалась короче. Вовка мчался на палке, которая только что была саблей, как на коне. Сзади чинно шагали мужики...
Добежав до места, где была причалена лодка, Вовка увидел следующую картину: у костра, над ведром, колдовал отец, значит, варилась уха, женщины, сидя кружком, перебирали набранную ягоду и о чем-то разговаривали, Славка с деловым видом сидел в лодке возле мотора и 'долавливал' рыбу.
Вовка, немного уставший, взяв две горсти ягод из материного ведра, прилег на землю в прохладный тенек дерева...
...Сверху, с ветки на него смотрела двумя глазами зелено-коричневая змея.
Ягоды еще падали на землю, а Вовка уже стоял за спиной отца, теребил за штаны и тыкал пальцем в сторону дерева. Сказать он ничего не мог и только мычал что-то. Отец быстро разобрался с причиной Вовкиного страха, и поверженная на землю змея еще некоторое время конвульсивно извивалась разрозненными частями своего тела.
- Ничего, сын, запомни, змея сама первая никогда не нападает, почти. Надо только ей повода не дать для нападения. - Сказал Вовке отец, прижав его к себе.
На обратном пути Вовка полулежал в носовой части лодки и раздумывал о случайностях, происходящих в жизни...
Погружённый в воспоминания Владимир не заметил, как прошёл через всю деревню, и оказался возле тропинки, ведущей вниз, с косогора, к дому бабушки и деда. Перед ним открылся вид 'подгорской' части деревни, состоящей из 30-35 домов, расположенных вдоль реки. Дальше простиралась широкая Обь, а за рекой, до самого горизонта, лежали бескрайние заливные и сенокосные луга.
'Вот она - малая Родина. Почти триста лет назад поселились здесь мои предки. Здесь моя фамилия пустила свои корни, здесь произрастало родовое дерево, здесь начала жизнь и продолжает жить моя фамилия как дерево, растущее ввысь, образуя новые ветви и листочки. Одни ветки дерева, к сожалению, с годами отмирают, а молодые побеги, раздвигая пространство, образуют новые связи и прорастают новыми побегами. Так и движется всё по кругу'.
Спустившись вниз по знакомой, из детства, тропинке, Владимир подошел к ограде дома. Дверь в дом была подпёрта палкой. Значит, дома никого нет.
'Конечно, нет! Они же за рекой. Неужели, это именно тот день, который я только что вспоминал? Чудеса, да и только! Значит, вернутся они часам к пяти или шести вечера. Сколько изменений произошло за эти годы, и разве можно было тогда подумать, что наступят времена, когда нельзя будет вот так просто подпереть дверь в дом палкой, без замка, зная, что никто не войдёт без хозяев. А ведь уезжали на целый день, а дома были открыты фактически. И ведь не воровали же. О как!'.
В дом он заходить не стал, а прошёл через двор, посреди которого стоял стол, сбитый из досок, потом через огород и, прикрыв калитку в конце огорода, направился к берегу реки, где была лодочная 'пристань'.
Сев на берегу, Владимир стал смотреть на быстрое течение реки.
'Вот так и годы текут, как река, быстро. Вдаль. Не успеваешь оглядываться... Как в песне, что Малинин поёт:
Берега, берега. Берег этот и тот.
Между ними река моей жизни.
Между ними река моей жизни течет,
От рожденья течет и до тризны.
Там, на том берегу, что течет по судьбе,
Свое сердце тебе я оставил.
Свое сердце навек я оставил тебе,
Там, куда не найти переправы.
А на том берегу незабудки цветут,
А на том берегу звезд весенний салют.
А на том берегу мой костер не погас,
А на том берегу было все в первый раз.
В первый раз я любил и от счастья был глух.
В первый раз пригубил дикий мед твоих губ.
А на том берегу, там на том берегу,
Было то, что забыть никогда не смогу.
Там за быстрой рекой, где черемухи дым,
Там я в мае с тобой, здесь я маюсь.
Там я в мае с тобой, здесь я в мае один,
И другую найти не пытаюсь.'
Совсем недалёко
Фото автора