(П.Ч., с которым мы вместе лежали под кроватью, посвящаю)
А потому что в детском доме №6 сейчас у воспитанников свободное время, в спальне – только трое немолодых уже людей. На троих им лет уже, наверное, тридцать или даже чуть более.
Двое из них лежат под кроватью и беседую, а третий – на этой самой кровати притаился и подслушивает. Потому что ведь всегда же чужие тайны интересны.
Говорит сейчас тот, что лежит на спине ближе к стенке. Олег его зовут. Широкоскулое лицо с чуть раскосыми глазами словно бы подёрнулось дымкой. И это – воспоминание и вдохновение одновременно:
- Знаешь, Петь, я давно тебе уже рассказать хотел, только всё боялся: а вдруг ты не сохранишь мою тайну и кому-нибудь расскажешь…
- Чё сразу расскажу-то? Ты же знаешь, что я – самая глубокая в мире могила по сохранению чужих тайн! А твоих – особенно… Я же друг твой… - отвечает синеглазый курчавый его товарищ. И бантиком – от обиды за недоверие, наверное – собирает пухлые губы.
Но долго сердиться он не может, а потому тут же говорит, обращаясь к товарищу своему закадычному, с которым они скоро год уже как спят на соседних кроватях:
- Ладно, рассказывай давай!..
Олег ещё несколько мгновений медлит, словно не знает, с чего начать. Потом решает, что сразу говорить нужно о главном:
- Знаешь… А моя мама ведь герцогиня! Да, правда!! Не веришь, что ли?!.
- Чё не верю-то сразу? Верю, конечно!.. Дальше рассказывай, - Петька ему отвечает.
- Ага, герцогиня, значит… Самая настоящая. Ну, какой страны, я тебе говорить не буду, потому что… потому что это пока тайна. Скажу только, что страна эта… не очень большая… и в Африке вообще, в самой её середине, недалеко от озера Чад. Слышал про такое?
Петька презрительно хмыкает, опять оскорблённый таким недоверием к его теперь уже информированности. И выражение лица у него такое, словно бы он говорит: «Озеро Чад?.. Блин, кто ж его не знает! Чуть левее и выше Мадагаскара оно!..»
Приятель его косится чуть на слушателя и потом только продолжает:
- Вот, значит, герцогиня она. А в стране совсем недавно произошёл военный переворот. И всё законное правительство теперь вынуждено прятаться в изгнании, - опять косой взгляд на Петьку. – А где это изгнание находится, тебе я тоже сказать не могу. Понимаешь, почему?
- Ясное дело! – отвечает понятливый Петька. – Государственная же тайна!.. А отец-то твой где, ну, который герцогинин муж, герцог?
- Где – где! Убили его!! Прям вот во время этого переворота и убили, когда он своею грудью короля защищал. Так одна стрела их двоих сразу и прошила, насквозь!..
- Погоди! – опять перебивает Петя. – А чё, у них там, ну, в вашем королевстве, даже, что ли, ружей нет? До сих пор – стрелы и луки?..
- От, блин, дуррррак ты, Петря! – почти кричит его собеседник. – Убивать-то законных правителей нужно тихо и… по традиции, чтобы всё официально было!..
- А-а-а-а… - понимающе тянет Петька. – Если официально, тогда – да, конечно, стрелой только.
И вдруг глаза его ещё ярче блестеть начинают, озарённые лучом догадки:
- И стрела эта, Олеж, сто пудов, отравленная была! Точно! Ядом змеи араукари!! Я читал про такие недавно!!!
Олег благодарен даже другу своему за догадливость. Теперь его очередь хмыкать:
- Конечно, отравленная! А то какая же ещё!.. А мама моя, ну, герцогиня которая, выкрала меня из детского блока дворца и тайно покинула страну. А потом меня в наш детский дом подкинула, чтобы, когда правительство вернётся из изгнания, забрать меня на родину…
Тут Петря не выдерживает, опираясь на локоть, заглядывает в лицо своему другу и, очарованный его рассказом, почти шепчет:
- А какая она, твоя родина? Расскажи…
Олег почти растерян, но набирает полную грудь воздуха и так же, по-заговорщичьи, отвечает:
- Чё я, помню, что ли? Я ж маленький был! Помню только, что крокодилы там… бегемоты… и попугаи разноцветные летают…
А Петя рассматривает лицо своего друга, а сам всё серьёзнее и серьёзнее становится. И вот уже – почти испуган:
- Так это же что получается, Олеж? Ты, что ли, потомственный г е р ц о г?..
Его собеседник, кажется, сам испугался от осознания своего социального статуса, но взял себя в руки и даже приосанился, продолжая лежать на крашеных досках пола:
- Ну, так а кто же, если папа и мама у меня герцогА?!.
Петька несколько мгновений смотрит на своего знатного друга, потом ложится с ним рядом, сцепляет пальцы в замок у себя на животе и, глядя в деревянное днище кровати, тоном трагического актёра провинциального театра сообщает:
- Ну, так и я поделюсь же с тобою за это своей тайной… Говорю тебе это как дворЯнин дворЯнину. Знай, Олежечка, что я – царевич. Наше царство – государство находится среди вечной мерзлоты. И все у нас ходят в длинных шубах и охотятся на тюленей и белых медведей… Ну, иногда, если охота плохая, то и на пингвинов… Однажды мой папа – царь собрался на охоту и меня хотел с собой взять…
И вот тут, наконец, не смог выдержать всего этого детского вранья Славка Захаров, который лежал на кровати, затаившись, и всю эту чепуху слушал.
Славка в детдоме самый злой. Это, наверное, потому, что три года назад его собственная мать привезла его в детский дом и сдала со словами: «Заберите его у меня, христа ради, а то ведь я запойная, не дай бог, помру от водки, а парнишоночка мой и не будет знать, куда ему деваться».
Вот Славка с тех пор здесь и живёт. И злится с тех самых пор на всех. Он-то и закричал на маленьких, что под кроватью лежали и фантазировали:
- Хорош врать, мелкие! Все в детдоме знаю, что тебя, Олег, на вокзале нашли. Мать твоя (герцогиня – ха-ха!) там тебя оставила, а сама дальше поехала. Ты тогда даже не знал, как тебя зовут. Дядька, который тебя там нашёл и сюда привёз, сказал: «Пусть Олегом будет, как я…» А Романовым ты стал потому, что станция, на которой тебя нашли, называлась «Романово».
Ну, а ты, «ц а р е в и ч»?! Ты в Донбассе жил. Ваш дом разбомбили, и ты два дня на огороде прятался, пока соседка тебя не нашла и сюда не привезла – только чтоб от войны подальше!..
Врут ещё тут! Оба, главно!!.
Встал Славка с кровати и пошёл прочь из спальни. Когда дверь пинком перед собой распахнул, повернулся к мальчишкам, так и оставшимся под кроватью лежать, и, не видя их, прокричал, да зло так, с вызовом:
- У меня, может, тоже папа – художник был!..
Заплакал и побежал из спальни…
Друзья лежат под кроватью, в дно её дощатое смотрят, а Петька вдруг и говорит другу:
- Художник – ещё даже лучше, чем герцог и царь, правда же, Олеж?..