Глава 5. Витькина война.
Все шло своим чередом. 1969 год вступил в свои права. Год, в котором предстояло Витьке окончить учебу в школе и начать строить новую жизнь. Зима снежная, буранная, к тому же в канун Нового года разразившаяся необычайно крепкими морозами в пятьдесят градусов начала, наконец, терять силу и постепенно уступила место весне.
Учителя все чаще и чаще напоминали десятиклассникам о неуклонно приближающихся выпускных экзаменах. Звучало из уст некоторых предупреждение, как магическое заклинание
– Беритесь за ум! Беритесь за ум! Серьезнее относитесь к учебе, иначе не поступите в институт! Нет, не поступите! Будете коровам хвосты крутить! Опомнитесь потом, да поздно будет…
И выходило из их логики, что без института для молодежи в стране и жизни нет никакой интересной. Так почему-то звучало. Пугали учителя выпускников.
На Витьку это не действовало. Да, – если в Бурно-Октябрьском остаться, пойти работать в совхоз или колхоз – наверное, интересной жизни не будет. Но ведь его, даже если он никуда не поступит, все равно после учебы заберут в армию. А там…
Учился Витька особо не напрягаясь, троек старался не получать и экзаменов не очень-то боялся.
Между тем, к весеннему празднику солидарности трудящихся, к Первому мая, школа готовила сельчанам праздничный концерт. Традиционно, в полном составе выпускной класс должен был принять в нем участие. И, конечно же, ничего другого школьникам не придумали организаторы концерта, как выступить на сцене с изрядно надоевшим очередным литмонтажом.
Весь класс бурлил недовольно. Это же на репетиции надо ходить! А ведь времени и так нет! К экзаменам надо готовиться…
Римма Ивановна сочувственно повздыхала, но литмонтаж ждал своих исполнителей и она назначила время после занятий, чтобы в спокойной творческой обстановке ознакомить класс с замыслом литмонтажа и распределить роли и текстовые задания среди «артистов» для последующего заучивания.
На этот раз литмонтаж включал в себя исполнение не только хоровых, но и сольных песен. И сразу же одну из таких «затасканных» революционных песен предложила Римма Ивановна исполнить Витьке.
Витька оказался жертвой собственного пристрастия. Пристрастия к пению. Песни, различные мелодии просто жили у него внутри. При любом удобном случае они возникали в памяти, и Витька пел их почти без перерывов, мысленно, про себя. Если рядом были друзья и близкие – мурлыкал вполголоса, или насвистывал, а если рядышком никого не было – пел громко, в полный голос. Он так свыкся со своим песенным состоянием, что и не замечал даже, что, оказывается – поет… Окружающие, тоже свыклись, и давно уже не обращали на Витькину певучесть никакого внимания. Конечно же, знали о его пристрастии и учителя.
Витька, вообще любил петь, по случаю и без, и пел много. Но он не пел для слушателей, не пел для зрителей. Только для себя, для собственной души. И чувствовал, что поет хорошо, и голос имеет хороший. У него даже мелькнула как-то мысль – а почему бы не стать артистом? Несколько раз, изображая из себя артиста, пел Витька любимые песни дома перед большим зеркалом. Чтобы увидеть самому – как он выглядит со стороны. И как артист всякий раз не нравился в зеркале себе Витька. Какой-то отрешенный взгляд во время пения, распахнутый некрасивый рот и губы, странно растянувшиеся в момент издания протяжных звуков… Кривлякой нескладным и клоуном отображался Витька в зеркале в собственном восприятии. Такое мнение о своей не артистической внешности и вдолбил себе.
Конечно же, очень не хотел он выглядеть таким не-красивым для окружающих. Особенно перед девчонками. Потому и стеснялся петь вслух, тут же тушевался и замолкал, если вдруг замечал, что кто-то вдруг на него смотрит. Он, конечно, понимал, что издали, из зала, вряд ли рассмотрит кто-то некрасиво исказившееся от пения лицо его на сцене. И может быть согласился бы выступить, если бы песня была стоящей.
Однажды, несколько лет назад, один из его старших уличных друзей Андрей Луговой исполнял на большом концерте отличную песню, в которой были слова: «четыре безоружных солдата, а победили океан…» – о подвиге сержанта Зиганшина, рядовых Поплавского, Федотова и Крючковского, которых на барже в бурю унесло в открытый океан. Сорок девять дней, практически без еды, питаясь кусочками кожаных ремней, мехов гармони мужественно преодолевая мучительные лишения, боролись они за жизнь, не упали духом, и были совершенно случайно спасены американскими моряками.
В глазах Витьки Андрей Луговой исполнил эту песню как настоящий артист. И не важно, какое при этом у него было выражение лица. Здорово было. Такую песню спеть Витька может быть тоже захотел бы. А тут – оскомину набившая, старая, революционная…
Пока Витька переваривал все это в голове, класс продолжал недовольно бурчать.
Но Римма Ивановна огласила задание Витьке первому. И значит он, первый должен согласиться с участием в литмонтаже вопреки общему недовольству. Первый должен поступить вопреки мнению класса. И тогда на этой общей волне недовольства и вырвалось из Витьки внезапно собственное несогласие.
– Ну почему именно ко мне первому обратилась Римма Ивановна, почему именно ко мне… – успел подумать он, а слова, сорвавшиеся с губ, уже прозвучали на весь класс
– Я не буду петь один, и в литмонтаже не буду участвовать. Не интересно такое выступление никому. Не буду!
Та-а-к – протянула с неподдельным интересом Римма Ивановна, – кто еще не будет?..
Тут же, не мешкая, отказался от участия в концерте Шурка, и вслед за ним сидевший сзади, на следующей парте Вовка Гончаров. И еще с галерки, со среднего ряда, присоединился к «бузотерам» Петя Репалов. Остальные притихли и с интересом стали ждать, что же будет дальше? В классе повисла нехорошая тишина.
А Римма Ивановна даже вида не подала, что расстроилась. Продолжая испытующе изучать притихших учеников, и обращаясь сразу ко всей четверке отказников, нараспев, четко проговаривая слова, она произнесла
– Ну что же? Придется вам решение свое объяснять директору школы!
И не стала больше никому раздавать заданий. Отпустила всех и сказала, что о времени следующей репетиции сообщит позже.
Класс глядел на смельчаков с уважением, а Вовка Гончаров, как бы утверждая твердость их позиции и дополнительно поясняя свое решение громко произнес
– Ну, мы же, не дети уже, чтобы четверостишия по очереди декламировать!
Витька был с этим полностью согласен. Вот, и Вовка себя взрослым чувствует! А ведь он не был даже в Уланбеле. А Шурка и Петька – были. На практике доказали, что могут трудиться по-взрослому. И сам Витька – дважды!
Римма Ивановна согласилась с Вовкой. Но добавила, что коли уж они не дети, то должны понимать, что пока учатся в школе, то и требования школьные должны выполнять в полной мере. Вот только не объяснила, с какого боку эта художественная самодеятельность привязана к учебному процессу? Ведь оценки за неё не ставят! Да и мало ли чего? А вдруг у ученика просто талантов артистических нет?.. Что ему? И не учиться в школе тогда?..
Несколько следующих дней занятия в классе проходили, как будто ничего не случилось. Пацаны чувствовали себя героями и начали думать даже, что все обошлось. Но тут, в конце урока химии, перед большой переменой заглянула в кабинет Римма Ивановна и всю их четверку пригласила в учительскую.
Учительская находилась совсем недалеко от кабинета химии. Шли кучкой. Сосредоточенно молчали. И лишь Вовка Гончаров хорохорился.
– Ничего они с нами не сделают! Не имеют права! Художественная самодеятельность – добровольное дело! Никто не может насильно заставить в ней участвовать…
Перед дверью остановились, выждали несколько секунд. Переглядывались. Шурка пробормотал что-то, постучал по двери, приоткрыл её и решительно просунул голову в опасный кабинет. Его тут же заметила завуч школы Таисия Федоровна, направила в его сторону руку и недвусмысленно поманила пальцем – входите, мол!
И Шурка, а вслед за ним и остальные – вошли.
Комната для учителей была довольно большой, всем учителям первой смены на перемене что-то нужно было в этой комнате. Они толпились у стола, возле шкафов, и показалось Витьке, что очень тесно в этой учительской, и им, посторонним, даже приткнуться негде. Но Таисия Федоровна повелительно указала на узкое пустое пространство прямо у стены, и ребята молча, почти упираясь в неё спинами, выстроились в шеренгу.
Учителя с любопытством, а некоторые – с недоумением, поглядывали в их сторону и все почему-то начали торопиться, брали необходимые принадлежности для следующего урока и поспешно покидали помещение. И очень скоро остались в учительской лишь классный руководитель Римма Ивановна, завуч школы Таисия Федоровна и Лидия Тимофеевна – учительница истории. Она была самой старшей по возрасту среди учителей школы и по окончании учебного года должна была уйти на пенсию. Лидия Тимофеевна, не обращала совершенно внимания на десятиклассников, сидела в глубине учительской за столом и что-то писала в тетради.
Таисия Федоровна сразу же приступила к «воспитательной» работе. Все пыталась выяснить, – с каких это пор и почему им, «великовозрастным юнцам», перестала нравиться художественная самодеятельность? Ставила в вину и разъясняла, что пытались они сорвать концерт в честь революционного праздника! Она чеканила слова командирским голосом и особенно многозначительно подчеркивала это слово – «революционного»…
Все молчали, а Витька не выдержал и попытался возражать
– Ничего мы не хотели срывать! Просто времени нет совсем! Ведь каждый день по шесть уроков… А ещё – задания домашние! Он хотел добавить, что надо ещё и родителям по дому помогать, но тут вмешалась Римма Ивановна и робко добавила, что самодеятельность от их отказа не пострадала. Вовсю и без них идут репетиции…
А Таисия Федоровна уже никого, кроме опять выступившего Витьки, как бы и не замечала. Она сверлила его в упор кинжальным взглядом и чеканя слова, тут же уличала во вранье.
– Ах, времени у тебя нет?!.. А гимнастикой в кружке заниматься есть время?! Так вот!.. Или ты все-таки будешь участвовать в концерте, или – с гимнастикой тебе придется распрощаться...
До Витьки дошло, наконец, что возражать завучу школы и пререкаться с ней – себе дороже, и хоть его едва не разрывало изнутри от обиды за несправедливые обвинения, сумел он собрать всю свою волю в кулак, стиснул зубы, уставился тупо в пол взглядом и молчал изо всех сил. Впрочем, тоже так, уставившись в пол, молчали и его товарищи.
И как-то непроизвольно, ступня правой ноги его слегка выдвинутая вперед стала отбивать как казалось, только ему слышный ритм – топ… топ… топ…
А у Таисии Федоровны все сильнее и сильнее разыгрывалось воображение, и все разрастался обвинительный аппетит.
Она вдруг вспомнила, что очень сложная обстановка сложилась сейчас в мире, что с китайцами может начаться настоящая война. Всего лишь несколько дней назад произошли кровавые события у реки Уссури на острове
